|
|
|
|
|
Федоровский, Евгений - Федоровский - Посылка от МартаИстория >> Исторические романы(отечественные) >> Федоровский, Евгений Читать целиком Евгений Петрович Федоровский. Посылка от Марта
---------------------------------------------------------------
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
ОБ АВТОРЕ
Федоровский Евгений Петрович родился В 1933 году в Алтайском, крае.
Работал Специальным Корреспондентом Журнала "вокруг Света", Публиковался В
"искателе", Журналах "сельская Молодежь", "молодая Гвардия".
Перу Федоровского принадлежит документальная повесть "Секреты рыбьих
стай" -- о путешествии на научно исследовательской подводной лодке
"Северянка". В соавторстве с А. Ефремовым написаны книги "Беспокойная
прямая" (1962) -- о путешествии по 60-му меридиану от Ледовитого океана до
иранской границы, "Сто друзей, сто дорог" (1964) -- книга о Дальнем Востоке.
Роман Е. Федоровского "Посылка от Марта" написан на документальной
основе. Публикуется впервые.
(Источник: "Библиотека приключений" том 3 -- приложение к журналу
"Сельская молодежь" ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ "МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ"1968 год)
"ШТУРМФОГЕЛЬ" БЕЗ СВАСТИКИ
На рассвеге 14 мая 1944 года американская "летающая крепость" была
внезапно атакована таинственным истребителем. Единственный оставшийся в
живых хвостовой стрелок Свен Мета показал: "Из полумрака вынырнул самолет со
скошенными назад крыльями. Он стремительно сблизился с нашей машиной и
короткой очередью поджег ее. Когда самолет проскочил вверх, я заметил, что у
моторов нет обычных винтов, откуда-то из-под крыльев вырывалось
красно-голубое пламя. В какое-то мгновение повышался резкий свист, и все
смолкло. Уже раскрыв парашют, я заметил, что наша "крепость" разваливалась,
пожираемая огнем".
Так впервые гитлеровцы применили в бою свой реактивный истребитель
"Ме-262" "ШТУРМФОГЕЛЬ" ("Альбатрос").
Этот самолет мог бы появиться на фронте гораздо раньше, если бы не
целый ряд самых разных и, разумеется, неслучайных обстоятельств. О них и
рассказывается здесь.
Действие романа относится к тому времени, когда новая авиация на
реактивной тяге упрямо заявляла о себе, так как поршневые самолеты начинали
исчерпывать свои возможности. Работы над созданием реактивных самолетов
велись во всех развитых странах, в том числе и в Советском Союзе.
Легендарный БИ-1, прообраз современных истребителей, на котором летал
капитан Г. Я. Бахчиванджи, до сих пор поражает историков реактивной авиации.
В то же время в фашистской Германии конструкторы различных фирм
лихорадочно стремились опередить друг друга, построить свой истребитель и
применить его в войне. Основная борьба велась между Вилли Мессершмиттом и
Эрнстом Хейнкелем. Наша разведка бдительно следила за ходом работ этих
конструкторов и по возможности тормозила их.
"Посылка от Марта" основана на действительных фактах, но фамилии и
клички некоторых действующих лиц по вполне понятным причинам изменены.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Накануне эры
Когда Эрнст Хейнкель, владелец и главный конструктор фирмы "Эрнст
Хейнкель АГ", галантно простился с Эрнстом Удетом, генерал-директором
люфтваффе, оба находились в состоянии крайнего и плохо скрываемого
раздражения.
Удет, сопровождаемый адъютантом, поднялся по трапу на борт своего
"зибеля" и, не взглянув, как обычно, в пилотскую, проследовал в задний отсек
самолета, отделанный под походный бар. Уже не считая нужным сдерживаться, но
и не находя причин для выплеска злобы, он яростными глазами следил за
осторожными движениями адъютанта, аккуратно откупоривающего бутылку бренди.
В то же время Хейнкель резко повернулся на коротких ножках и,
подталкиваемый сухим горячим ветром заработавших винтов, засеменил к
стоящему поодаль Варзицу, а подойдя, бросил ему фразу, которую Варзиц
расценил как невольно вырвавшееся извинение:
-- Эти люди не заметят и божественного перста истории...
И хотя Хейнкель ни при каких обстоятельствах не мог бы извиняться перед
своим собственным служащим, он действительно оправдывался перед своим
главным испытателем за то, что он, его хозяин, кровно связанный с ЭТИМИ
людьми, не сумел отстоять свое детище.
-- Все же сегодня великий день, господин доктор, -- сказал Варзиц,
обрадованный доверием хозяина.
Он был взволнован той близостью, которая неизбежно связывала людей,
единственно понимающих всю важность происшедшего. Эта близость значила для
него больше, чем само участие в решающем испытании. Она заслонила собой и
напряжение страшного пятидесятисекундного "прыжка" в небо, и фантастичность
перспектив, открывшихся ему там, наверху.
Но Хейнкель уже понял, что в раздражении сказал ненужную, очевидно,
опасную фразу. Он не имел права так рисковать. Заметная дурашливость Варзица
могла быть напускной.
-- Я уверен, Варзиц, ОН нас поймет, -- проговорил Хейнкель
В этот день Эрнст Хейнкель показывал старому другу генерал директору
люфтваффе Удету свой феномен -- реактивный истребитель Хе-176
Самолетик с короткими, будто срезанными, крыльями, на маленьких, как у
детской коляски, шасси испытывал главный пилот Хейнкеля Варзиц. Баки были
залиты по самое горлышко метанолом и перекисью водорода -- горючим для
вальтеровского жидкостно-реактивного мотора. Запустившись от аэродромного
стартера, двигатель взвыл так оглушительно, что некоторые механики зажали
уши, испугавшись за свои перепонки. Огнедышащей ракетой Хе-176 пронесся по
аэродрому и взмыл вверх. Он держался в воздухе всего пятьдесят секунд. Но
это не смутило главного конструктора. Хейнкеля потрясло то обстоятельство,
что его реактивное детище -- первое в Германии -- увидело, наконец, небо.
Он не почувствовал раздражения Удета, но когда заметил, что полет не
произвел на генерала впечатления, то обиделся, как капризный ребенок.
-- ОН поймет нас, -- повторил Хейнкель, глядя на удаляющийся в утренней
дымке самолет Удета.
В баре же взлетевшего "зибеля" Удет опрокинул первый стакан. Оглядывая
любовным взглядом пятиярусную батарею бутылок, самую полную, как утверждали
знатоки, коллекцию бренди в мире, он в который уже раз думал с тоскливой
горечью: никогда, нет, никогда ему не вкусить сполна всего блаженства,
заключенного в этих бутылках. С тех пор как он перестал летать, опьянение
приходило к нему тусклым, земным. "Старая, дряхлая перечница, лысый попугай,
Карлик-Нос, -- честил он про себя Хейнкеля. -- "Не могу нарушить полученного
мной строжайшего запрещения". Плевал я на это запрещение! И на него плевал.
Попугай, выживший из ума попугай!"
Он взглянул на адъютанта. Тот сосредоточенно готовил новый состав из
бренди и лимонного сока.
-- А что ты скажешь, Пауль?
-- Что вас интересует, герр генерал?
-- Брось ты этот официальный тон, чинуша несчастный. "Герр генерал,
герр генерал!" А что у герра генерала на душе, ты-то знаешь, герр адъютант?
Молчишь? А ведь ты меня помнишь другим, Пауль. Ты слышал, как ревел
Иоганнесбург? Ты видел, как обнимал меня Линдберг? Ты видел, как плакал этот
старый попугай Хейнкель, когда я сел в Италии, установив новый мировой
рекорд на его дурацкой машине? Ведь это было в прошлом году, Пауль, в
прошлом году!
Для многих коллег Удета его неожиданное возвышение казалось
труднообъяснимым капризом Геринга. Не поддался же и в самом деле "железный
Герман" сентиментальной привязанности к старому однокашнику по эскадрилье
Рихтгофена? Нет, в такие сентиментальности не верит и сам Удет. Деловые
качества? Но Удет совсем непохож на дирижера величайшего авиапромышленного
бума, призванного оснастить Германию самым могущественным военно-воздушным
флотом. Нет, не Удет нужен Герингу. Только его имя, имя всемирно
прославленного воздушного аса. Удет -- хорошая реклама для немецкой авиации.
Удет -- удобный, проверенный посредник между новым руководством люфтваффе и
авиапромышленниками. Удет, наконец, -- послушный исполнитель воли и замыслов
Геринга. "Железный Герман" не гнушается использовать его, чтобы при
необходимости приструнить хитрого, пронырливого, иногда чрезмерно
энергичного Мильха -- генерал-инспектора люфтваффе. Удет, разумеется, уже
осознал это и покорно принял уготованную ему роль. Но, по наблюдениям Пихта,
его начальник не очень страдал от иллюзорности нынешней своей власти. Его
больше бесило расставание со своей прежней, артистической властью над
толпой. "Акробат воздуха" не привык, чтобы боялись его, он привык, чтобы
боялись за него. Он властвовал над людьми, рождая у них страх за себя,
рисуясь бесстрашием, снисходя к филистерскому обожанию. Категорический
приказ Геринга, запрещавший ему самому испытывать новые модели и участвовать
в спортивных полетах, застал Удета врасплох. Он почти физически ощутил, как
ему опалили крылья.
Удет припомнил добродушное сияние на широком лице Геринга. Руки
толстяка были сцеплены на животе, а большие пальцы, как пулеметы, выставлены
вперед. Удет пришел отказаться от предложенного ему высокого поста.
-- Я ничего не понимаю в производстве больших самолетов, Герман, --
сказал он. -- Это дело не по мне. Лучше отказаться сейчас...
Большие пальцы выстрелили. Геринг встал. Укоризна раздула его щеки:
-- Не беда, Эрнст. Все зависит от идей, которые ты рождаешь. А в
остальном полагайся на людей. Их-то у тебя будет сколько хочешь. Нам нужно
твое имя, Эрнст. Это -- главное!
-- Люди, идеи... -- проворчал Удет, вспоминая этот эпизод, и в упор,
как будто впервые, посмотрел на своего адъютанта. -- О чем ты думаешь,
Пауль?
-- Я вспоминал Стокгольм, герр генерал, ваши гастроли.
Стокгольм в конце двадцатых годов был европейской ярмаркой, европейским
перекрестком. Сюда съезжались из голодной Европы злые, предприимчивые и
азартные юнцы. Юный Пауль Пихт стоял в толпе, высоко задрав голову. В небе
носился, кружился, переворачивался белый самолетик. Вот он мчался к земле.
Толпа испуганно ухала, инстинктивно подаваясь назад. Самолет разворачивался
так низко, что, думалось, он крылом задевал землю. Но оно лишь касалось
травы. Крючок на конце крыла цеплял красный шелк и уносил его ввысь. И вот
уже, подхваченный ветром, он тихо спускался к толпе из поднебесья. Тысячи
рук тянулись к платку. Тысячи глоток вопили: "Удет, Удет!"
-- В Стокгольме я понял, что должен летать, -- сказал Пихт.
-- Да, Стокгольм, -- довольно улыбнулся Удет. -- Оглушительный успех. Я
был хорошим летчиком, Пауль?
-- Германия вами гордится.
-- Германия не дает мне летать!
-- Вы должны ценить заботу рейхсмаршала, -- в голосе адъютанта
послышалась новая интонация пьяной доверительной фамильярности.
-- Да, Пауль, я был сердечно тронут. Герман проявил истинно отцовские
чувства. Родной отец не смог бы...
-- Вы нужны рейху, генерал. Ваш опыт...
-- Мой опыт! -- снова взорвался Удет. -- Что толку в моем опыте, если я
не могу взять в руки штурвал! Ты видел этого мальчишку Варзица, Пауль?
Зеленый трусливый сопляк! Он вылез из кабины белый, как мельничная мышь. Но
как он смотрел на меня! Как на инвалида, Пауль, как на последнего жалкого
инвалида! Налей мне двойную!
Разливая бренди, Пауль невольно представил себе элегантного Удета,
вылезающего из неуклюжего, не обретшего еще законченности форм Хе-176. Да,
будь он сегодня на месте Варзица, обстановка на аэродроме могла быть иной.
"Король скорости" не смог бы не оценить удивительных возможностей
реактивного мотора. Теперь же Удет увидел в затее Хейнкеля лишь грубое
посягательство на те устои воздухоплавания, которые были освящены им самим.
-- А как тебе понравилась эта прыгающая лягушка, эта скорлупа с
крылышками, а, Пауль? Профессор носится с ней, как будто и в самом деле снес
золотое яйцо.
-- Вы хотите услышать мое неофициальное мнение, герр генерал?
-- Я хочу услышать твое мнение, Пауль, и катись ты еще раз к черту со
своей официальностью!
Пихт склонился над генералом:
-- Я очень уважаю заслуги профессора Хейнкеля перед немецкой авиацией,
герр генерал, но считаю, что в данном случае ему изменило чувство
ответственности перед немецким народом. "Хейнкель-176" -- машина
несерьезная. Мне бы не хотелось так думать, герр генерал, но, видно, у
профессора рыльце в пушку, если он взялся за разные фокусы. Его дело --
бомбардировщики.
-- Да, ты прав, Пауль. Геринг не устает мне твердить: бомбардировщики,
бомбардировщики. Но я говорил Герману: я мало что понимаю в тяжелых машинах.
Я люблю истребители, Пауль. Скорость, скорость, скорость. А ведь у Хейнкеля
были весьма приличные истребители. Хе-56! У него всегда не ладилось дело с
шасси, но зато какая у него рама! И в этой новой машине что-то есть, Пауль,
что-то в ней есть.
-- Новый мотор, герр генерал. Реактивная тяга. Но это пока лишь идея,
лишенная всякого практического применения. Реактивный самолет будет создан
лет через восемь-десять. Мы не можем ждать так долго. У нас есть
первоклассный истребитель "мессершмитт-109". Нация не имеет права на
преступное расточительство.
-- Спасибо, Пауль, я выпью еще. Ты прав. Я безусловно согласен с тобой.
Завтра же я позвоню Хейнкелю и наложу запрет на дальнейшие работы над этим
выродком.
-- Не торопитесь, мой генерал. Реактивный мотор -- безусловное
новшество в авиации. Пусть бесполезное. Вам не стоит брать на себя
незавидную роль врага технического прогресса. При вашей должности это вам не
к лицу. Что, если показать машину фюреру? Она развлечет его. Фюрер обожает
всякие технические курьезы. Ну, а если господин профессор докажет полезность
своего детища в будущей войне...
-- Ты молодчина, Пауль! Завтра же сообщи Хейнкелю, чтобы он притащил
свою колымагу в Рехлин. А теперь помоги мне подняться, Пауль. Скоро Берлин.
Я хочу сам посадить "зибель".
x x x
Серое здание на Кайзервильгельмштрассе -- министерство авиации.
Табличка "Форшунгсамт" у пятого подъезда -- служба разведки и контрразведки
люфтваффе.
Майор Эвальд фон Регенбах, известный среди друзей под именем Эви,
повернулся к капитану Зигфриду Коссовски.
-- Скажите, капитан, что вы думаете об Удете и его окружении?
-- При всей глупости даже пьяный Удет не скажет ничего
компрометирующего. Он абсолютно лоялен.
-- Может быть, может быть, Коссовски. Но меня интересует не глупый
генерал, а его умный адъютант. Вы, кажется, лично знакомы с Пихтом?
Расскажите мне о нем. Лень рыться в картотеке. И потом ваш проницательный
ум, Зигфрид, откроет мне больше любых характеристик. Вы друзья?
Коссовски задумчиво потрогал розовый шрам на виске, потеребил седые
кончики усов. Старый и осторожный контрразведчик не любил давать прямые
ответы. Но сейчас Регенбах, этот преуспевающий баловень судьбы, очевидно,
хотел услышать как раз прямой ответ, и поэтому Коссовски проговорил:
-- Мы были дружны в Швеции. Пихт сумел оказать там партии, вернее
гестапо, ценную услугу. Я участвовал в этой операции, и мы сблизились. Он
исключительно приятный в общении человек. С теми, кто ему полезен. С
посторонними и подчиненными он резок, пожалуй, даже нагл. Наглость
импонирует некоторым политикам. Как развязность дамам.
-- Он награжден за Швецию? -- покачиваясь с пяток на носки, спросил
Регенбах.
-- Нет. После Швеции он был принят Гиммлером. Вознаграждение, видимо,
приобрело неофициальный характер. Затем он воевал в Испании в легионе
"Кондор". Там и удостоен Железного креста.
-- Храбро воевал?
-- Не видел. Я ведь в боях не участвовал. По их словам, все они орлы.
-- Женат?
-- Холост.
-- Родители живы?
-- Воспитанник сиротского дома в Бремене.
-- С Удетом он познакомился в Испании?
-- Нет. В Стокгольме. Они вместе выступали. Удет ввел его в клуб
Лилиенталя.
-- Он хороший летчик?
-- Его хвалил Вайдеман.
Эви засмеялся.
-- Лоялен?
-- Он, безусловно, предан партии. Обязан ей всей своей карьерой. И
характер у него истинного наци. Ницшеанский тип, если хотите. Обожает фюрера
и поклоняется ему. На мой взгляд, искренне. А почему бы нет?
Эви не ответил. Раскрыв синий коленкоровый блокнот, он проглядывал
сделанные записи.
-- Вы заметили, Зигфрид, как ловко он топит Хейнкеля? Хейнкеля не любит
Гиммлер.
-- Вы считаете...
-- Я спрашиваю вас.
-- Ну что ж, коль скоро он не работает на нас, должен же он на кого-то
работать? Ведь кто-то приставил его к Удету. Возможно, гестапо.
-- Вы мудры, Зигфрид. Но ведь он мог бы работать и на нас? Не правда
ли? Как часто вы с ним встречаетесь?
-- У нас мало общих знакомых.
-- Напрасно, Коссовски. Таких людей не следует выпускать из поля
зрения.
x x x
Рано утром на имперский испытательный аэродром в Рехлине приехали
Гитлер, Геринг, генерал Удет. Гитлер был в легком кремовом мундире без
галстука и нацистской нарукавной повязки. В этот день состоялся полет одного
из первых в мире реактивных истребителей -- "хейнкеля-176". Истребитель
поразил Гитлера своим видом. Он был очень мал. Гитлер с сомнением потрогал
крылья.
-- Какой размах?
-- Пять метров, -- ответил Хейнкель.
-- Фюзеляж?
-- Всего восемьдесят сантиметров.
-- Как же уместится летчик?
-- Ему в кабине вполне удобно. -- Хейнкель кивнул пилоту-испытателю
Варзицу, и тот, откинув фонарь, сел в кабину.
У этого самолета-малютки не было винта.
-- Вы надеетесь, эта штука полетит? -- спросил Гитлер, отходя от
самолета.
Свист и грохот запущенного двигателя заглушили ответ. Из хвоста
вырвалось длинное белое пламя. Самолет помчался по бетонке...
Через минуту запас топлива и окислителя кончился. Самолет остановился
посреди аэродрома, его отбуксировали в ангар.
-- Этот самолет станет королем истребителей! -- воскликнул Геринг. -- В
воздушной войне ему не будет равных!
-- Брось, Герман, -- поморщился Гитлер и повернулся к удрученному
Хейнкелю. -- Благодарю вас, доктор. Ваш самолет мы поставим в музей...
x x x
-- Господин директор, вас вызывает Берлин.
Мессершмитт поднял тяжелую черную трубку, поворочал языком во рту. Так
спринтер, разминаясь перед трудным стартом, имитирует бег на месте. А
разговор с Берлином -- трудный разговор. Короткий, но трудный...
-- Мессершмитт слушает. Хайль Гитлер! Кто? Пихт? Слушаю, Пауль! Да? Не
знал... Вот оно что! Старый стервец!.. Понимаю... Жду... Ценю... Вас понял.
До свидания.
Некоторое время Мессершмитт прислушивался к приятному баритону
адъютанта генерала Удета, который не преминул сразу же сообщить об испытании
Хейнкелем новой машины из Берлина в далекий баварский город Аугсбург, где у
Мессершмитта были основные заводы. Потом он положил трубку, легко
(окрыленно, записал бы его секретарь) поднялся с кресла, подошел к огромной,
во всю стену витрине. За прозрачными до невидимости, без единой пылинки
стеклами выровнялись, как на параде, призы -- массивные литые кубки с
немецких ярмарок, элегантные статуэтки с позолотой, вазы итальянских и
швейцарских мэрий, кожаные тисненые бювары -- свидетельства о рекордах. "Вся
жизнь на ладони", -- с удовольствием подумал Мессершмитт, вышагивая вдоль
витрины.
Он взял в руки последний, самый ценный, отобранный у Хейнкеля кубок за
мировой рекорд скорости -- 755 километров в час. Рекорд, установленный на
его лучшей модели Ме-109Р каких-нибудь два месяца назад. "Но все это только
прелюдия, красивая прелюдия, не больше, -- подумал Мессершмитт. -- Настоящая
авиация лишь зарождается. И начну я".
Он позвонил секретарю, попросил немедленно вызвать профессора Зандлера.
Вилли Мессершмитт посторонним казался угрюмым и злым человеком. Видимо,
виной этому была привычка при разговоре смотреть на собеседника исподлобья.
Почти двухметрового роста, худой, большеголовый, с угловатыми чертами лица и
острыми глазами, конструктор заставлял робеть всех своих служащих.
Сосредоточенный, молчаливый парень, увидев в 1910 году первый аэроплан
Блерио, поклялся научиться делать такие же самолеты. Он голодал, клянчил
деньги у богатых фабрикантов, изобретал, учился, терпел неудачи, но шел
напролом к своей мечте. Мастерская, заводик, завод, концерн...
"Мать Германия, в блеске стали на твою мы защиту встали. Сыновьям своим
громом труб ответь, за тебя хотим умереть..." -- теперь тысячи пилотов с
этой песней устремляются в небо на его, Мессершмитта, самолетах.
В сумятице двадцатых годов, среди послевоенной накипи, всплыла фигура
некого человека с челкой и усиками, с глуповатым, типичным для второгодника
лицом, истеричными глазами. Вилли Мессершмитт стал служить ему. Гитлер давал
деньги, Мессершмитт строил самолеты, облюбовав для своих заводов небольшие
провинциальные города в Баварии -- Аугсбург и Регенсбург.
Четыре года назад сошел с конвейера "мессер-шмитт-109" -- самый удачный
истребитель из всех построенных ранее. На нем стоял мотор Юнкерса "Юмо-210"
мощностью 610 сил. Но бои в Испании заставили Мессершмитта улучшать машину.
Он установил мотор "Даймлер-Бенц-601" мощностью 1100 сил. Требовалось более
сильное оружие -- конструктор заменил мелкокалиберный пулемет на
автоматическую пушку.
И когда в пикировании "Мессершмитт-109Е" попал во флаттер, конструктор
впервые почуял, что поршневой самолет исчерпал себя в смысле возможностей
дальнейшего прогресса. Выход из тупика открывал реактивный самолет. Он
переманил от Хейнкеля профессора Зандлера, специалиста по реактивной
авиации, который еще делал первые шаги, но уже выделялся смелыми открытиями
в аэродинамике крыла. Специально для Зандлера Мессершмитт учредил в своей
фирме отдел реактивной техники, условно назвав его "Проект 1065".
Испытательный аэродром в Лехфельде неподалеку от Аугсбурга он отдал этому
отделу и теперь ждал, когда оттуда приедет начальник и конструктор
"Проекта".
Зандлер вошел в кабинет с неестественно натянутым лицом. Чувствовалось,
что перед дверью он не без труда придал ему выражение равнодушной
заинтересованности. Обычно сутулый, он старался держаться прямо.
"Трусит, -- решил Мессершмитт, -- трусит, оттого и пыжится. А чего
трусит? Ведь талантливый конструктор. Ясновидец. А трусит".
-- Послушайте, Иоганн, -- начал Мессершмитт, не присаживаясь и не
предлагая сесть Зандлеру, -- что-то вы давно не приходите ко мне с новыми
идеями. Устали? Или не верите в проект?
-- Господин директор...
-- Вы не уверены в идее или возможности ее экономного решения?
-- Господин директор...
-- Или вас тяготит отсутствие официальной поддержки? Или вы боитесь,
что вас обгонят?
-- Господин директор...
-- Нас обогнали, Зандлер, нас обогнали почти на год, а может, и на два.
Вчера, Зандлер, ваш старый приятель профессор Хейнкель демонстрировал фюреру
свой новый истребитель. Реактивный истребитель, Зандлер!
-- Вы шутите, господин директор. Этого не может быть!
-- Почему же, Зандлер? Не обещал ли Хейнкель подождать, пока вы
раскачаетесь?
-- Господин директор, я убежден...
-- Я пошутил, Зандлер. Машина, которую Хейнкель привез в Рехлин, совсем
не истребитель. Это просто кузнечик. Прыг-скок. Прыг-скок. Кузнечик,
Зандлер. Но это кузнечик с жидкостно-реактивным двигателем. Вот так-то,
господин профессор.
-- Значит, первое слово уже сказано?
-- Это не слово, Зандлер. Это шепот. Его никто не расслышал. На Гитлера
кузнечик не произвел впечатления. Разве что рассмешил. Хейнкель, как всегда,
поторопился. Ему придется свернуть это дело. Заказа он не получит.
Мессершмитт позволил себе заразительно рассмеяться.
-- Мне только что позвонили из Берлина, Иоганн. Нам предлагают
форсировать разработку "Проекта 1065". Но, Иоганн, пока мы не вылезем из
пеленок -- никаких субсидий! На наш риск. Завтра вы представите мне вашу, я
подчеркиваю, вашу, а не финансового директора, проектную смету. И график,
Иоганн. Разбудите своих ребятишек!
-- Пойду обрадую их.
-- Идите, Иоганн. Да, постойте. Вы понимаете, конечно, что до начала
летных испытаний о характере "Проекта 1065" не должен знать никто, я
повторяю, никто, кроме инженеров вашего бюро.
x x x
Уже предчувствуя занесенный над ним кулак, Хейнкель решился на прямую
атаку. Он приехал в Берлин и пригласил Удета пообедать в ресторане "Хорхер".
"По старой дружбе", -- сказал Хейнкель.
Удет не нашел сил отказаться. Он явился в ресторан возбужденный,
запальчивый и пил по-старому, не пьянея. Азартно, громко вспоминал волнующие
моменты испытаний. Хейнкель вяло поддакивал. Он ждал, когда генерал
заговорит о его "сто семьдесят шестом". Но Удет упорно сворачивал с
сегодняшнего дня в блистательное прошлое. Обед затягивался. Хейнкель, не
допускавший излишеств, тяготился изощренной кухней.
Уже глубоко за полночь Хейнкель, видя, что Удет начинает повторяться,
сказал:
-- Генерал, бог видит, как я вас люблю. И, любя и зная вас, я не могу
понять, чем же не угодил вам "сто семьдесят шестой"?
-- Профессор, вы назвали меня генералом, и я вам отвечу как генерал.
Профессор, то, что ваш "сто семьдесят шестой" не умеет летать -- неважно.
Придет время, научится, верю. Но он не умеет стрелять. И не научится.
-- Дайте срок. Научим и стрелять. -- Хейнкель почувствовал, как ярость
клубком подкатила к. горлу. "Какое чудовищное недомыслие! И этот человек
руководит вооружением страны!"
-- В это не верю. Но, допустим, он будет стрелять. Когда? В кого?
-- Я выпущу его в серию через два года!
-- Фантастика, профессор! Но я повторяю, нам нужны только те самолеты,
которые смогут принять участие в военных действиях. -- Удет с удовольствием
следил за игрой пятен на ухоженных профессорских щеках.
-- Реактивный истребитель изменит весь ход воздушных сражений. С таким
самолетом Германия выиграет войну у любого противника.
-- Германия выиграет войну у любого противника, не пользуясь вашим
редкостным чудо-истребителем. Но, профессор, не без помощи, не без помощи
ваших великолепных пикирующих бомбардировщиков. Массированный бомбовый удар
станет нашим главным козырем в этой войне.
-- Вы мне льстите, генерал. Но вы недооцениваете быстроты технического
прогресса, вы не верите в своих конструкторов. Еще не известно, какие
сюрпризы они преподнесут к началу этой войны.
-- Сюрпризов больше не будет, профессор. Разрешите сверить наши часы.
На моих -- три часа двадцать три минуты... Так вот, эта война начнется ровно
через семнадцать минут! -- Удет торжествующе засмеялся.
Наклонившись к профессору, едва сдерживая рвущийся хохот, он прошептал:
-- Эти "храбрые" поляки наконец-то напали на нас! Мы вынуждены
защищаться! Выпьем за победа в этой войне, профессор!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Асы начинают воину
31 августа 1939 года в одиннадцать часов ночи уже завалившийся от скуки
спать капитан Альберт Вайдеман, командир 7-й авиагруппы 4-го воздушного
флота люфтваффе, получил секретный пакет. Сонно жмуря глаза, он сломал
печать и разорвал конверт. Минуту он сидел молча и вдруг с силой хлопнул
себя по волосатому колену.
-- Началось!
Он схватил телефонную трубку.
-- Всех командиров отрядов, инженеров и пилотов -- в штурманскую!
Срочно!
Альберт быстро натянул брюки и френч, сполоснул лицо одеколоном.
-- Друзья! -- торжественно начал он, войдя в штурманскую комнату и
останавливаясь перед застывшими в приветствии летчиками. -- Рядом с нами
Польша. Завтра утром, в четыре часа тридцать минут, Германия начинает войну.
Идем на восток. Эту дорогу протоптали еще тевтонские рыцари. Обещаю веселую
кампанию! Первый воздушный флот Кессельринга из Померании и Пруссии и наш
четвертый совершат массированный налет. Все полторы тысячи наших машин
поднимаются в воздух. Цель -- завоевать господство в воздухе, разгромить
польские аэродромы, атаковать заводы, железнодорожные станции, разогнать
кавалерию. Мосты не уничтожать. Они пригодятся нашим танкам. Наша группа
действует как штурмовая авиация по направлениям -- Ченстохов, Петроков,
Радомек. Техникам приготовить машины к трем ноль-ноль. Хайль Гитлер!
Круто повернувшись, он вышел из штурманской.
Оставалось два часа на отдых. Не раздеваясь, он лег, закрыл глаза.
Ровными толчками стучало сердце. Голова работала четко, как выверенный
механизм. По освещенному аэродромными огнями потолку скользили тени, как
движутся стрелки на приборной доске.
Издалека донесся мелодичный бой. Часы на ратуше Намслау двенадцатью
ударами возвестили о начале сентября, первом дне осени, первом дне второй
мировой войны...
x x x
Над самой землей Вайдеман вывел самолет из пике. На ровном ржаном поле
валялись трупы лошадей и всадников. Одна лошадь, обезумев от страха, неслась
по жнивью, сшибая снопы. У ее копыт, зацепившись ногой за стремя, болтался
легионер. Лошадь мчалась к границе.
Двинув ручкой газа, Вайдеман набрал высоту, чтобы лучше прицелиться. И
в этот момент он увидел, как навстречу лошади, дымя сизыми облаками
выхлопов, ползли танки с белыми крестами на бортах. Танкисты, высунувшись из
люков, стреляли по лошади из парабеллумов.
... ... ... Продолжение "Посылка от Марта" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |
|
|
Анекдот
|
3 октября следственная группа Генпрокуратуры провела обыски в загородном
бизнес-клубе ЮКОСа, расположенном в подмосковном поселке Жуковка,
строение 88. Следователи, в частности, провели обыск в рабочем помещении
депутата Госдумы Владимира Дубова, который является одним из акционеров
нефтяной компании, и изъяли сервер ЮКОСа - аппарат размером с
двустворчатый шкаф, весом почти в тонну.
http://www.kp.ru/online/news/6728/ |
|
показать все
|
|