Биографии и генеалогии: ретроспективы социально-культурных трансформаций

О.Б. Божков

Постановка проблемы

Термин "трансформация" наряду с терминами "модернизация" и "глобализация" часто используется в социологической литературе [1]. На наш взгляд, трансформация — это совокупность изменений, следующих одно за другим. Если эти изменения образуют "возрастающий" или положительно оцениваемый порядок, их называют прогрессом. Если же изменения образуют "нисходящий" или негативно оцениваемый порядок, их именуют регрессом или деградацией. Это весьма поверхностная интерпретация. Возможны трансформации не континуального, но разнонаправленного характера. Такие трансформации не имеют обобщающего наименования. Кроме того, весьма трудно найти надежные критерии положительности-отрицательности или возрастания-снижения результатов изменений. И сами по себе эти оценочные характеристики весьма относительны.

Социально-культурными мы будем называть такие трансформации, объектом которых являются ценности, модели поведения, уклады жизни, затрагивающие социальные институты и/или большие массы людей. По скорости протекания трансформации можно разделить на медленные и быстрые. По субъекту, их "инициирующему" — на институциональные и природные. По характеру протекания — на революционные, то есть совершаемые скачкообразно и резко, и эволюционные, то есть совершаемые плавно и постепенно. И наконец, трансформации можно классифицировать по длительности — долгосрочные и краткосрочные. Очевидно, названные дихотомические типологии относительно автономны.

Темпы и характер трансформаций определяются как "внутренними" причинами, обусловленными самой природой трансформирующихся объектов, так и "внешними" по отношению к объекту причинами: природными катаклизмами (эпидемии, стихийные бедствия) или историческими, вызываемыми деятельностью различных социальных институтов. "Внутренние" причины порождают преимущественно медленные, эволюционные изменения; "внешние" же — по преимуществу быстрые процессы, которые представляют собой либо механизмы выживания и стабилизации, восстановления "гомеостазиса", либо механизмы коренной ломки устоявшихся, но не отвечающих "новым" требованиям форм жизнедеятельности. Любая трансформация обусловлена как внешними, так и внутренними причинами. Из всего многообразия трансформаций наибольший интерес представляют трансформации разнонаправленные, те, которые нельзя отнести ни к прогрессу, ни к регрессу, а также те, которые можно охарактеризовать как долговременные, совершающиеся на протяжении длительных промежутков исторического времени. Этот класс трансформаций порождается, как нам кажется, преимущественно "внутренними" причинами, хотя неизбежно подвержен также влиянию и "внешних" причин.

Сложность изучения трансформаций этого типа с помощью традиционных социологических методов заключается, в частности, в том, что они практически не рефлексируются обыденным сознанием. Например, некоторые студенты, составлявшие свои генеалогические деревья в конце 80-х и в начале 90-х годов, заметили, что у их прабабушек и прадедушек, как правило, было много братьев и сестер, у бабушек и дедушек — заметно меньше, а сами они, как правило, являются единственными детьми у своих родителей. Правда, в своих генеалогических деревьях студенты находят и "опровержения" этого факта. Другое наблюдение. Одна из школьниц, разглядывая свое генеалогическое дерево, с удивлением воскликнула: "Надо же, какие мои бабушки, дяди и тети были ловеласы!". На вопрос: "А в чем это проявляется?", она ответила: "Да смотрите же, вот у двоюродной моей бабушки было три мужа и у двух теть и трех моих дядьев тоже по два или по три брака". Эти наблюдения были сделаны людьми, которые взялись за составление своей генеалогии. Без работы над генеалогией вообще невозможно заметить такого рода факты. Можно сделать вывод, что изучение долгосрочных трансформаций является исключительной прерогативой исследователей-обществоведов. Это предмет специального внимания, ускользающий от обыденного сознания, способного зафиксировать и осознать лишь отдельные ситуации и сюжеты обыденной жизни.

Тематический репертуар исследования трансформаций

Приведем несколько примеров разнонаправленных долгосрочных социально-культурных трансформаций. Понятие "глава семьи" трансформировалось на протяжении XX века. В начале века оно отображало целый комплекс норм-регуляторов и актов сознания людей. Сегодня, с изменением условий быта, сознания и норм поведения, оно практически утратило первоначальный смысл. Отношения между родителями и детьми на протяжении длительного исторического периода трансформировались по нескольким параметрам. Во-первых, большая в прошлом (XVIII–XIX вв.) социально-психологическая дистанция между родителями и детьми (обращение на "вы", нечастые прямые контакты) уже к началу XX века существенно сократилась (обращение на "ты", повседневные множественные — отчасти вынужденные — контакты). Во-вторых, сильная межслоевая, межгрупповая дифференциация этих отношений со временем не просто ослабла, но сменилась почти полной неразличимостью моделей отношения между родителями и детьми в разных социальных группах и слоях.

Состояние социальной структуры общества также претерпело и продолжает претерпевать весьма заметные трансформации: от почти полной непроницаемости, закрытости различных социальных слоев и групп до высокой степени их диффузности; от социального статуса, определяемого рождением, до многократной смены социальных статусов на протяжении жизни человека в зависимости от изменяющихся обстоятельств или даже его собственной воли.

В сфере трудовой деятельности также обнаруживается определенное движение от "монозанятости" на протяжении всей жизни или отсутствия занятости как таковой до широко распространенной "полизанятости", чередования разных профессий и на протяжении трудовой биографии.

Происходят изменения территориальной мобильности: от вынужденных, определяемых внешними факторами перемещений масс людей до свободы передвижения как внутри страны, так и за ее пределами. В то же время территориальная мобильность изменяется от дифференцированной по принадлежности к определенному социальному слою до независимости перемещений от социального положения. К этому же классу трансформаций относится социальная мобильность, рассматриваемая как в рамках одного поколения, так и в межпоколенческом разрезе; трансформации социальной структуры, в том числе формирование, становление и исчезновение структурных элементов общества.

Следует указать на динамику семьи как социального института, процессы нуклеаризации семьи и интеграции семейных групп, трансформации как фактического положения семей, так и представлений о семье. Особое значение имеет территориальная "привязка" семейных групп: некоторые семьи локализованы в одном месте, другие активно осваивают множество географических точек, третьи "рассыпаются" в географическом пространстве, чтобы более никогда не встретиться.

Автономным направлением исследования трансформаций является изучение использования и трансмиссии различных видов семейных капиталов: экономического, социального, культурного, политического, в том числе механизмов наследования имущества и статусов на основе генеалогических данных и биографических интервью [2].

Задачи исследования

Центральной задачей исследования трансформаций является установление порождающих их "внутренних" и "внешних" причин. Что зависит от самого человека, что определяется семьей (кланом), а что — социальными институтами, в том числе властью? Насколько характеристики поведения последующих поколений повторяют схемы поведения поколений предыдущих?

Долгосрочные трансформации плохо рефлексируются обыденным сознанием [3]. Поэтому соответствующие данные вряд ли можно получить с помощью традиционных опросных методов. Традиционные обследования ориентированы, как правило, на изучение индивидуальных субъектов. Биографический же материал и генеалогии ориентированы на изучение группы (семьи, семейного клана). Биографический материал в большей степени, нежели иные опросные методы, свободен от заданной исследователем тематизации. С одной стороны, биографические интервью содержат "субъективированные" факты, с другой — непременно включают в свою "орбиту" других людей, не только прямых родственников, но и посторонних. Такой тип данных неудобен для статистического анализа, он с трудом поддается формализации. В совокупности названные обстоятельства порождают особый подход, который можно назвать "эмпирической макросоциологией". Во-первых, человек здесь рассматривается не как атомарная величина, а как часть (элемент, единица) той или иной группы, которая в большей или меньшей степени определяет его поведение и индивидуальные характеристики. Во-вторых, этот подход акцентирует внимание исследователя на том типе поведения людей, который был определен В. Голофастом как "макроповедение", то есть поведение, присущее многим, вызываемое внешними историческими и социальными причинами, обстоятельствами и стимулами и аккумулирующее многие акты повседневного поведения [4]. Срочная служба в армии, гарнизонная жизнь офицеров и их жен, школьная жизнь, период студенчества, матери-одиночки, жертвы насилия — все это примеры макроповедения. Каждый, кто служил в армии, не без основания считает, что его случай совершенно уникальный. Тем не менее, служившие в армии, даже если их служба проходила в разных родах войск, если один служил на юге, а другой на севере, всегда поймут друг друга и найдут много общего. При всей уникальности индивидуальных судеб мигрантов в крупные города, так называемых "лимитчиков", их также сближает то, что в рисунке их жизней есть много общего. Имеются и другие модели макроповедения: войны, стихийные бедствия, освоение целинных и залежных земель, "стройки коммунизма" и т. п. Макроповедение обладает достаточно устойчивыми характеристиками. Тем не менее, и этот тип поведения подвержен трансформации. Одной из задач проекта является установление удельного веса макроповедения в индивидуальной биографии человека. Изучение характеристик и типов макроповедения позволяет описать механизмы трансформаций, их "естественную" технологию. При этом именно биографические опросные методы являются наиболее адекватными для решения указанных задач.

О природе и специфике исходных данных

Генеалогические структуры (деревья) обладают наглядностью и хорошо репрезентируют семейно-родственные сети. В то же время графика генеалогий без информации о составляющих их персонажах почти лишена социального содержания. Поэтому биографии и генеалогии должны составлять одно целое. Действительную ценность для социологического анализа имеет то генеалогическое дерево, которое насыщено достаточно детализированными, развернутыми биографическими данными о большинстве составляющих его персон. Информация, содержащаяся в генеалогии, это, во-первых, фактографическая или событийная информация; во-вторых, это в основном информация о "других" людях. Фактографичность генеалогических данных — принципиально важный момент. Эти данные практически свободны от оценочных суждений и эмоциональной экспрессивности, они, как правило, лаконичны и фрагментарны. Что-то информант (составитель генеалогии) знает точно, что-то приблизительно, о многом не знает вообще. Эти информационные лакуны могут быть заполнены лишь в результате довольно длительной и трудоемкой поисковой работы.

Собственно биографические данные (автобиографии, семейные хроники, биографические интервью и т. п.) часто создают впечатление связной, как бы непрерывной сюжетной линии. Однако это весьма обманчивое впечатление. Биографические данные, сопровождающие генеалогическое описание, преимущественно дискретны. Этой дискретности практически не удается избежать, как бы тщательно ни была организована структура данных. Факты, содержащиеся в этих данных, представляют собой отдельные фрагменты реальной жизни. Далеко не всегда можно догадаться, по каким критериям в повествование отбираются именно эти факты и фрагменты. Полностью и подробно описать свою жизнь практически невозможно, тем более, жизнь другого, пусть даже очень близкого человека. Кроме того, события, образующие сюжетную канву жизни каждого человека, обладают различной индивидуальной ценностью (или значимостью) для информанта. Таким образом, автобиография или рассказ о жизни (в англоязычной традиции — life story) это не отображение реальной жизни человека, а скорее конструкция или реконструкция этой жизни (как, впрочем, и биография или биографический очерк, написанные другими). Причем, алгоритм этого конструирования и скрыт от исследователя, а зачастую не ясен даже самому информанту.

Можно ли доверять рассказам о жизни? Где (в связи с какими событиями, сюжетами) возникают различия в историях жизни, и чем они вызваны? Каковы мотивы искажения жизненных историй? Один из видов обсуждаемых различий — фазы умолчания. И здесь возникает аналогичный вопрос: чем вызваны умолчания или о чем вообще предпочитается не упоминать в рассказах о жизни? Насколько существенны данные вопросы для социологического анализа?

Генеалогические и биографические данные отличаются фактографичностью с точки зрения их фабульной, событийной и "параметрической" канвы. Этот аспект представляется гораздо более существенным, нежели оценочные суждения, комментарии к жизненным фактам и иные интерпретации собственной (или чужой) жизни. Фактографическая канва биографии соотносима и сопоставима с общезначимыми историческими событиями, которые служат определенными реперными или контрольными точками. Что же касается интерпретации, то к этому понятию, на наш взгляд, не применим критерий истинности/ложности, ибо любая интерпретация являет собой перформативное речевое действие, имеет свое субъективное обоснование, и уже в силу этого обстоятельства истинна. В то же время сами интерпретации определенно являются социальными фактами, которые и должны стать предметом социологического анализа.

Социолог не следователь, его задачей не может и не должно стать уличение (изобличения) информанта в искажении фактов, в сознательном или бессознательном обмане (а биографические данные чаще всего искажаются именно бессознательно). Задача социолога — установление взаимосвязи между различными социальными фактами. Для социолога исключительно важен и тот образ, который возникает в итоге рассказа о жизни. Можно предположить, что представители разных поколений, различных социальных слоев и групп создают разные образы себя, которые вне зависимости от их желания и воли оказываются типологически сходными у представителей одного поколения из близких социальных слоев. По крайней мере, одна из причин несовпадения биографий и расказов о жизни обнаруживается в социальной истории, в канве исторических событий, на фоне которых проходила частная жизнь людей.

Личные и общественные события

Одни люди подобны щепкам в историческом потоке. Другие более сравнимы с рыбами, которые, как известно, "ищут, где глубже". Рыбы в отличие от щепок в некоторых ситуациях используют течения, а могут плыть и против них. В любом случае, чтобы понять траекторию движения щепки или путь миграции рыбы, надо учитывать направление, силу и характер течения, рельеф дна и берегов. Всякая метафора "хромает", однако очевидно, что подход к решению обозначенных задач требует учитывать общий и локальный историко-политический и общесоциальный контекст, на фоне которого проходит жизнь людей и семейных групп. С этой точки зрения биографический материал не только и не столько репрезентирует фактографию жизни информанта, сколько отражает структуру его доминирующих ценностей, с одной стороны, с другой — при сопоставлении с социетальной фактографией, свидетельствует о мере его ангажированности, включенности в жизнь общества. И в генеалогиях, и в биографических данных содержится немало информации о других людях (не только ныне живущих), а также характеризующей определенные группы (преимущественно семейно-родственные).

И генеалогии, и биографические данные (первые явно и последовательно, вторые не всегда очевидно и строго) выстраиваются в хронологическом порядке. Во всяком случае и те, и другие разворачиваются во времени. Именно поэтому для социологического анализа наиболее актуальна постановка вопроса не о различиях между реальной жизнью и рассказами о жизни, а о соотношении событий индивидуальной жизни с событиями историческими или с жизнью общества. Есть ли какие-либо предпочтительные типологически различающиеся стратегии в выстраивании (конструировании) рассказов о жизни, обусловленные общезначимым историческим контекстом? Вопрос о совпадении или несовпадении реальной жизни и рассказа о жизни не снимается. Внимание сосредоточивается здесь на социологических аспектах проблемы. Технологически (или инструментально) решение такой задачи может быть обеспечено подключением к базе генеалогических данных специализированных хронологических таблиц, в которых и содержались бы реперные точки событий. Однако при подходе к реализации этого, казалось бы, чисто технологического момента необходимо решить методологические и содержательные вопросы.

В последние годы вышли в свет "Полная хронология ХХ века" [5], "Энциклопедия знаменательных событий" [6]. В учебниках по истории содержатся достаточно полные хронологические и синхронистические таблицы [7], вторая часть 24-го тома Большой советской энциклопедии целиком посвящена СССР и включает в себя достаточно полную хронологию исторических событий, которая начинается с IX века до нашей эры и заканчивается 1977 годом. Тем не менее, готовые хронологии не могут быть использованы для генеалогического анализа по целому ряду причин. Во-первых, они содержат довольно много "информационного шума", то есть событий, может быть и важных с исторической точки зрения, но бесполезных для анализа генеалогических и биографических данных. Например, один из источников включает такое событие, как "начало первой эмиграции В.И. Ленина", другой — даты рождения и смерти выдающихся культурных и политических деятелей России, третий — даты правления того или иного властителя и т. п. События такого рода вряд ли можно рассматривать как оказывающие существенное влияние на повседневную жизнь людей, представленных в генеалогических структурах. Более существенны события совершенно иного типа, нежели названные, а именно: указы и постановления, регламентирующие жизнь людей; войны, восстания, эпидемии и т. п. — иными словами, такие исторические события, которые могут быть названы "судьбоносными" (без всякого метафорического контекста), или такие, которые позволяют объяснить или, по меньшей мере, сформулировать более или менее аргументированные гипотезы о природе или причине тех или иных видов макроповедения. Дело не только в специфическом отборе событий для хронологий (одна из первых задач состоит в том, чтобы найти и сформулировать правила и критерии для такого отбора), но также в том, что во многих исторических событиях естественным образом могут быть выделены значимые фазы, этапы или стадии, а следовательно, возникает необходимость решить непростую (содержательную или качественную) задачу их осмысленного и обоснованного фрагментирования. Кроме того, одно и то же историческое событие в разных регионах нашей необъятной родины проявлялось по-разному. Например, Великая Отечественная война. Значительная часть европейской части России оказалась сначала в зоне непосредственных боевых действий, а затем в зоне немецкой оккупации. Центральная Россия, Приуралье и Сибирь были глубоким тылом советских войск, и здесь война проявлялась иначе, чем в европейской части. Это, казалось бы, вещи очевидные. Но для того, чтобы уловить эти различия, кроме общей хронологии полезно иметь хронологии "локальные", по крайней мере для тех регионов, которые часто встречаются в генеалогических данных. Наконец, для корректного анализа и сравнения разных поколений, представленных в генеалогиях, представляется целесообразным кроме общеисторических хронологий иметь также и "частные", "тематические" хронологии. Например, хронологию системы образования, хронологии трудового и семейного законодательства и т. п. Без достаточно развитой вспомогательной базы данных поиск объяснительных моделей индивидуальных и групповых (в частности, семейных) жизненных траекторий представляется практически невозможным.

Качественное и количественное

Какую информацию, содержащуюся в генеалогиях и биографических данных, можно квалифицировать как количественную? Ответ вроде бы прост: ту, которая поддается счету. Например, число персонажей генеалогии, число поколенческих уровней, число браков и т. п. При обсуждении этого вопроса в научной литературе речь идет то об информации, то о методах, которые также именуются количественными или качественными [8]. На наш взгляд, это вещи совершенно разные, хотя и взаимосвязанные. Наше операциональное определение будет относиться к информации, а не к методам. Количественной мы будем называть такую информацию (или данные), которую без какой-либо предварительной подготовки можно использовать для статистического анализа, для проверки статистических гипотез. Как правило, такая информация представлена в социологических данных в форме шкал (преимущественно ранговых или метрических; о номинальных шкалах — особый разговор). Соответственно, качественной будем называть информацию, которая не может быть непосредственно использована для статистического анализа, которая требует предварительной формализации, чаще всего преобразования в шкальную форму (например, кодирования или перекодировки). В простейшем случае в качестве такой формализации может служить номинальная шкала в виде достаточно длинного списка категорий.

Вряд ли стоит связывать понятие количественной информации (количественных данных) с возможностью или невозможностью счета, ибо считать можно все, что угодно, например, количество букв в словах или количество слов в предложении и т. п. Простейшая форма количественных методов (или количественного подхода к анализу данных) может быть сведена к элементарному счету. Однако, как правило, в этом случае имеются в виду прежде всего процедуры установления и оценки корреляционных связей между переменными и иные статистические процедуры. В то же время, такая аналитическая процедура, как построение типологии, может быть реализована в рамках и качественного и количественного подходов, независимо от того, используются или не используются математические методы. Практически вся информация, содержащаяся в генеалогии, является исключительно качественной. Пол, образование, социальный статус любого персонажа; количество событий любого из выделенных классов; описание каждого события; состав семьи каждого из персонажей в разные периоды его жизни — все это, конечно же, качественные данные. Несмотря на то, что описание персонажей и их биографических событий определенным образом формализовано (точнее, стандартизовано), собственно данные по своей природе остаются качественными. Наш подход к анализу качественной информации осуществляется путем разнообразных форм (преимущественно компьютерного, экранного) представления генеалогических и биографических данных, с тем, чтобы обеспечить их рассмотрение под разными ракурсами и в различных сочетаниях. Если даже при этом производятся какие-либо подсчеты, то все равно в основе анализа лежит качественная информация, и анализ остается качественным. До формулирования статистических гипотез еще далеко.

Методические решения

Опросные методы не вполне применимы для решения задач, которые актуализируются при обращении к социально-культурным трансформациям. Необходим новый подход, ориентированный на иные субъекты социальной жизни, нежели отдельно взятые индивиды. Сама жизнь человека и биография как описание жизни состоят из событий. События поддаются классификации или группировке. Так, выделяются события, связанные с семьей, учением (учебой, образованием), работой (занятостью), перемещениями в пространстве (миграцией), общественной деятельностью, здоровьем, религиозными или конфессиональными проблемами. Это перечень далеко не полный. Возможно выделение в отдельную группу событий, связанных с войной, например, участие в боевых действиях или нахождение в зоне боевых действий или в плену у противника и т. п. Выделение тех или иных событий в отдельный класс (группу, рубрику) имеет смысл в том случае, если эти события встречаются в жизни многих людей, являются типичными. Но разные люди, описывая одни и те же события, делают это по-разному. Трудность состоит в том, что схема описания, закладываемая в программу исследования, с одной стороны, должна быть достаточно полной и точной, с другой стороны, она не должна быть жесткой. Кроме того, разные события подчас весьма причудливо переплетаются друг с другом, накладываются друг на друга так, что трудно определить, где кончается одно и начинается другое. И наконец, представля