Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Хэмингуэй, Эрнест - Хэмингуэй - Испанские рассказы

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Хэмингуэй, Эрнест
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Эрнест Хемингуэй. Рассказы

---------------------------------------------------------------

По изд: Хемингуэй Э. Избранное/сост. Б.Грибанова.-- М.: Просвещение, 1984

OCR: Шур Алексей, shuralex@online.ru

Spellcheck: Шур Алексей, shuralex@online.ru

---------------------------------------------------------------

УБИЙЦЫ


     Хемингуэй Э. Избранное/Послесл. сост. и примеч. Б. Грибанова.-- М.: Просвещение, 1984.-- 304 с., ил.-

     OCR: Шур Алексей, shuralex@online.ru

     Spellcheck: Шур Алексей, shuralex@online.ru


     Дверь закусочной Генри отворилась. Вошли двое и сели у стойки.

     Что для вас? -- спросил Джордж.

     Сам не знаю,-- сказал один.-- Ты что возьмешь, Эл?

     Не знаю,-- ответил Эл.-- Не знаю, что взять.

     На улице уже темнело. За окном зажегся фонарь. Вошедшие просматривали меню. Ник Адамс глядел на них из-за угла стойки. Он там стоял и разговаривал с Джорджем, когда они вошли.

     -- Дай мне свиное филе под яблочным соусом и картофельное пюре,-- сказал первый.

     -- Филе еще не готово.

     Какого же черта оно стоит в меню?

     Это из обеда,-- пояснил Джордж.-- Обеды с шести часов.

     Джордж взглянул на стенные часы над стойкой.

     -- А сейчас пять.

     -- На часах двадцать, минут шестого, -- сказал второй.

     -- Они спешат на двадцать минут.

     -- Черт с ними, с часами,-- сказал первый,-- Что же у тебя есть?

     -- Могу предложить разные сандвичи,-- сказал. Джордж.-- Яичницу с ветчиной, яичницу с салом, печенку с салом, бифштекс.

     -- Дай мне куриные крокеты под белым соусом с зеленым горошком и картофельным пюре.

     -- Это из обеда.

     -- Что ни спросишь -- все из обеда. Порядки, нечего сказать.

     -- Возьмите яичницу с ветчиной, яичницу с салом, печенку.

     -- Давай яичницу с ветчиной, сказал тот, которого звали Эл. На нем был котелок и наглухо застегнутое черное пальто. Лицо у него было маленькое и бледное, губы плотно сжаты. Он был в перчатках и шелковом кашне.

     -- А мне яичницу с салом,-- сказал другой. Они были почти одного роста, лицом непохожи, но одеты одинаково, оба в слишком узких пальто. Они сидели, наклонясь вперед, положив локти на стойку.

     -- Есть что-нибудь выпить? -- спросил Эл.

     -- Лимонад, кофе, шипучка.

     -- Выпить, я спрашиваю.

     -- Только то, что я сказал.

     -- Веселый городок,--сказал другой.-- Кстати, как он называется?

     -- Саммит.

     -- Слыхал когда-нибудь, Макс? -- спросил Эл.

     Нет.

     Что тут делают по вечерам? -- спросил Эл.

     Обедают,-- сказал Макс. Все приходят сюда и едят этот знаменитый обед.

     -- Угадали,-- сказал Джордж.

     -- По-твоему, я угадал? - переспросил Эл.

     -- Точно.

     -- А ты, я вижу, умница.

     -- Точно.

     -- Ну и врешь,-- сказал Макс.-- Ведь он врет, Эл?

     -- Балда он,-- ответил Эл. Он повернулся к Нику -- Тебя как зовут?

     -- Ник Адамс.

     -- Тоже умница хоть куда,-- сказал Эл.-- Верно, Макс?

     -- В этом городе все как на подбор,-- ответил Макс.

     Джордж подал две тарелки, яичницу с салом и яичницу с ветчиной. Потом он поставил рядом две порции жареного картофеля и захлопнул окошечко в кухню.

     Вы что заказывали? -- спросил он Эла.

     А ты сам не помнишь?

     -- Яичницу с ветчиной.

     -- Ну разве не умница? -- сказал Макс Он протянул руку и взял тарелку. Оба ели, не снимая перчаток. Джордж смотрел, как они едят.

     -- Ты чего смотришь? -- обернулся Макс к Джорджу.

     -- Просто так.

     -- Да, как же, рассказывай, на меня смотришь.

     Джордж рассмеялся.

     -- Нечего смеяться,-- сказал ему Макс.-- Тебе нечего смеяться, понял?

     -- Ладно, пусть будет по-вашему,-- сказал Джордж.

     -- Слышишь, Эл? Он согласен, пусть будет по-нашему.-- Макс взглянул на Эла.-- Ловко, да?

     -- Голова у него работает,-- сказал Эл. Они продолжали есть.

     -- Как зовут того, второго?-- спросил Эл Макса.

     -- Эй, умница,-- позвал Макс.-- Ну-ка, ступай к своему приятелю за стойку.

     -- А в чем дело? -- спросил Ник.

     -- Да ни в чем.

     -- Ну, ну, поворачивайся,-- сказал Эл. Ник зашел за стойку.

     -- В чем дело? -- спросил Джордж.

     -- Не твоя забота,-- ответил Эл.-- Кто у вас там на кухне?

     -- Негр.

     -- Что еще за негр?

     -- Повар.

     -- Позови его сюда.

     -- А в чем дело?

     -- Позови его сюда.

     -- Да вы знаете, куда пришли?

     -- Не беспокойся, знаем,-- сказал тот, которого звали Макс.-- Дураки мы, что ли?

     -- Тебя послушать, так похоже на то,-- сказал Эл.-- Чего ты канителишься с этим младенцем? Эй, ты,-- сказал он Джорджу.-- Позови сюда негра. Живо.

     -- А что вам от него нужно?

     -- Ничего. Пошевели мозгами, умница. Что нам может быть нужно от негра?

     Джордж открыл окошечко в кухню.

     Сэм,-- позвал он.-- Выйди сюда на минутку. Кухонная дверь отворилась, и вошел негр.

     Что случилось? -- спросил он.

     Сидевшие у стойки оглядели его.

     Ладно, черномазый, стань тут,-- сказал Эл.

     Повар, теребя фартук, смотрел на незнакомых людей у стойки.

     Слушаю, сэр,-- сказал он.

     Эл слез с табурета.

     -- Я пойду на кухню с этими двумя,-- сказал он.-- Ступай к себе на кухню, черномазый. И ты тоже, умница.

     Пропустив вперед Ника и повара, Эл прошел на кухню. Дверь за ним закрылась. Макс остался у стойки, напротив Джорджа. Он смотрел не на Джорджа, а в длинное зеркало над стойкой. В этом помещении раньше был салун.

     Ну-с,-- сказал Макс, глядя в зеркало.-- Что же ты молчишь, умница?

     -- Что все это значит?

     -- Слышишь, Эл,-- крикнул Макс.-- Он хочет знать, что все это значит.

     -- Что же ты ему не скажешь? -- отозвался голос Эла из кухни.

     -- Ну, как ты думаешь, что все это значит?

     -- Не знаю.

     -- А все-таки?

     Разговаривая, Макс все время смотрел в зеркало. Не могу догадаться.

     -- Слышишь, Эл, он не может догадаться, что все это значит.

     -- Не кричи, я и так слышу,-- ответил Эл из кухни. Он поднял окошечко, через которое передавали блюда, и подпер его бутылкой из-под томатного соуса.-- Послушай-ка, ты,-- обратился он к Джорджу,-- подвинься немного вправо. А ты. Макс, немного влево.-- Он расставлял их, точно фотограф перед съемкой.

     Побеседуем, умница, сказал Макс. Так как, по-твоему, что мы собираемся сделать?

     Джордж ничего не ответил.

     Ну, я тебе скажу: мы собираемся убить одного шведа. Знаешь ты длинного шведа, Оле Андресона?

     Да.

     Он тут обедает каждый вечер?

     Иногда обедает.

     Приходит ровно в шесть?

     Если вообще приходит.

     Так. Это нам все известно,-- сказал Макс.-- Поговорим о чем-нибудь другом. В кино бываешь?

     Изредка.

     -- Тебе бы надо ходить почаще. Кино -- это как раз для таких, как ты.

     -- За что вы хотите убить Оле Андресона? Что он вам сделал?

     -- Пока что ничего не сделал. Он нас в глаза не видал.

     -- И увидит только раз в жизни,-- добавил Эл из кухни.

     -- Так за что же вы хотите убить его? -- спросил Джордж.

     -- Нас попросил один знакомый. Просто дружеская услуга, понимаешь?

     -- Заткнись,-- сказал Эл из кухни,-- Слишком ты много болтаешь.

     -- Должен же я развлекать собеседника. Верно, умница?

     -- Много болтаешь,-- повторил Эл.-- Вот мои тут сами развлекаются. Лежат, связанные, рядышком, как подружки в монастырской школе.

     -- А ты был в монастырской школе?

     -- Может, и был.

     В хедере ты был, вот где.

     Джордж взглянул на часы.

     -- Если кто войдет, скажешь, что повар ушел, а если это не поможет, пойдешь на кухню и сам что-нибудь сготовишь, понятно? Ты ведь умница.

     -- Понятно,-- ответил Джордж.-- А что вы с нами после сделаете?

     -- А это смотря по обстоятельствам,-- ответил Макс.-- Этого, видишь ли, наперед нельзя сказать.

     Джордж взглянул на часы. Было четверть седьмого. Дверь с улицы открылась. Вошел вагоновожатый.

     -- Здорово, Джордж,-- сказал он.-- Пообедать можно?

     -- Сэм ушел,-- сказал Джордж.-- Будет через полчаса.

     Ну, я пойду еще куда-нибудь,-- сказал вагоновожатый.

     Джордж взглянул на часы. Было уже двадцать минут седьмого.

     -- Вот молодец,-- сказал Макс.-- Одно слово -- умница.

     -- Он знал, что я ему голову прострелю,-- сказал Эл из кухни.

     -- Нет,-- сказал Макс,-- это не потому. Он славный малый. Он мне нравится.

     Без пяти семь Джордж сказал:

     -- Он не придет.

     За это время в закусочную заходили еще двое. Один спросил сандвич "навынос", и Джордж пошел на кухню поджарить для сандвича яичницу с салом. В кухне он увидел Эла; сдвинув котелок на затылок, тот сидел на табурете перед окошечком, положив на подоконник ствол обреза. Ник и повар лежали в углу, связанные спина к спине. Рты у обоих были заткнуты полотенцами. Джордж приготовил сандвич, завернул в пергаментную бумагу, положил в пакет и вынес из кухни. Посетитель заплатил и ушел.

     -- Ну как же не умница -- ведь все умеет,-- сказал Макс.-- И стряпать, и все, что угодно. Хозяйственный будет муженек у твоей жены.

     -- Может быть,-- сказал Джордж.-- А ваш приятель Оле Андресон не придет.

     Дадим ему еще десять минут,-- сказал Макс.

     Макс поглядывал то в зеркало, то на часы. Стрелки показали семь часов, потом пять минут восьмого.

     -- Пойдем, Эл,-- сказал Макс,-- нечего нам ждать. Он уже не придет.

     -- Дадим ему еще пять минут,-- ответил Эл из кухни. За эти пять минут вошел еще один посетитель, и Джордж сказал ему, что повар заболел.

     -- Какого же черта вы не наймете другого? -- сказал вошедший.-- Закусочная это или нет? Он вышел.

     -- Идем, Эл,--сказал Макс.

     -- А как быть с этими двумя и негром?

     -- Ничего, пусть их.

     -- Ты думаешь -- ничего?

     -- Ну конечно. Тут больше нечего делать.

     -- Не нравится мне это,-- сказал Эл.-- Нечистая работа. И ты наболтал много лишнего.

     -- А, пустяки,-- сказал Макс.-- Надо же хоть немного поразвлечься.

     -- Все-таки ты слишком много наболтал,-- сказал Эл. Он вышел из кухни. Обрез слегка оттопыривал на боку его узкое пальто. Он одернул полу затянутыми в перчатки руками.

     -- Ну, прощай, умница,-- сказал он Джорджу.-- Везет тебе.

     -- Что верно, то верно,--сказал Макс.-- Тебе бы на скачках играть.

     Они вышли на улицу. Джордж видел в окно, как они прошли мимо фонаря и свернули за угол. В своих черных костюмах и пальто в обтяжку они похожи были на эстрадную пару.

     Джордж пошел на кухню и развязал Ника и повара.

     Ну, с меня довольно,-- сказал Сэм.-- С меня довольно.

     Ник встал. Ему еще никогда не затыкали рта полотенцем.

     -- Послушай,-- сказал он.-- Какого черта, в самом деле? -- Он старался делать вид, что ему все нипочем.

     -- Они хотели убить Оле Андресона,-- сказал Джордж.-- Застрелить его, когда он придет обедать.

     -- Оле Андресона?

     -- Да.

     Негр потрогал углы рта большими пальцами.

     -- Ушли они? -- спросил он.

     -- Да,-- сказал Джордж.-- Ушли.

     -- Не нравится мне это,--сказал негр.-- Совсем мне это не нравится.

     -- Слушай,-- сказал Джордж Нику.-- Ты бы сходил к Оле Андресону.

     -- Ладно.

     -- Лучше не впутывайся в это дело,-- сказал Сэм.-- Лучше держись в сторонке.

     -- Если не хочешь, не ходи,-- сказал Джордж.

     -- Ничего хорошего из этого не выйдет,-- сказал Сэм.-- Держись в сторонке.

     --Я пойду,-- сказал Ник Джорджу.-- Где он живет?

     Повар отвернулся.

     -- Толкуй с мальчишками,-- проворчал он.

     -- Он живет в меблированных комнатах Гирш,-- ответил Джордж Нику.

     -- Ну, я пошел.

     На улице дуговой фонарь светил сквозь голые ветки. Ник пошел вдоль трамвайных путей и у следующего фонаря свернул в переулок. В четвертом доме от угла помещались меблированные комнаты Гирш. Ник поднялся на две ступеньки и надавил кнопку звонка. Дверь открыла женщина.

     -- Здесь живет Оле Андресон?

     -- Вы к нему?

     -- Да, если он дома.

     Вслед за женщиной Ник поднялся по лестнице и прошел в конец длинного коридора. Женщина постучала в дверь.

     -- Кто там?

     -- Тут вас спрашивают, мистер Андресон,-- сказала женщина.

     -- Это -- Ник Адамс.

     -- Войдите.

     Ник толкнул дверь и вошел в комнату. Оле Андресон, одетый, лежал на кровати. Когда-то он был боксерам тяжелого веса, кровать была слишком коротка для него. Под головой у него были две подушки. Он не взглянул на Ника.

     -- В чем дело? -- спросил он.

     -- Я был в закусочной Генри,-- сказал Ник.-- Пришли двое, связали меня и повара и говорили, что хотят вас убить.

     На словах это выходило глупо. Оле Андресон ничего не ответил.

     Они выставили нас на кухню,--продолжал Ник.-- Они собирались вас застрелить, когда бы придете обедать.

     Оле Андресон глядел в стену и молчал.

     -- Джордж послал меня предупредить вас.

     -- Все равно тут ничего не поделаешь,-- сказал Оле Андресон.

     -- Хотите, я вам опишу, какие они?

     -- Я не хочу знать, какие они,--сказал Оле Андресон. Он смотрел в стену.-- Спасибо, что пришел предупредить.

     -- Не стоит.

     Ник все глядел на рослого человека, лежавшего на постели.

     -- Может быть, пойти заявить в полицию?

     -- Нет,-- сказал Оле Андресон.-- Это бесполезно.

     -- А я не могу помочь чем-нибудь?

     -- Нет. Тут ничего не поделаешь.

     -- Может быть, это просто шутка?

     Нет. Это не просто шутка.

     Оле Андресон повернулся на бок.

     -- Беда в том,-- сказал он, глядя в стену,-- что я никак не могу собраться с духом и выйти. Целый день лежу вот так.

     -- Вы бы уехали из города.

     -- Нет,-- сказал Оле Андресон.-- Мне надоело бегать от них.-- Он все глядел в стену.-- Теперь уже ничего не поделаешь.

     -- А нельзя это как-нибудь уладить?

     -- Нет, теперь уже поздно.-- Он говорил все тем же тусклым голосом.-- Ничего не поделаешь. Я полежу, а потом соберусь с духом и выйду.

     -- Так я пойду обратно, к Джорджу,-- сказал Ник.

     -- Прощай,-- сказал Оле Андресон. Он не смотрел на Ника,-- Спасибо, что пришел.

     Ник вышел. Затворяя дверь, он видел Оле Аидресона, лежащего одетым на кровати, лицом к стене.

     -- Вот с утра сидит в комнате,-- сказала женщина, когда он спустился вниз.-- Боюсь, не захворал ли. Я ему говорю: "Мистер Андресон, вы бы пошли прогулялись, день-то какой хороший",-- а он упрямится.

     -- Он не хочет выходить из дому.

     -- Видно, захворал,-- сказала женщина.-- А жалко, такой славный. Знаете, он ведь был боксером.

     -- Знаю.

     -- Только по лицу и можно догадаться,-- сказала женщина. Они разговаривали, стоя в дверях.-- Такой обходительный.

     -- Прощайте, миссис Гирш,-- сказал Ник.

     Я не миссис Гирш,-- сказала женщина.-- Миссис Гирш -- это хозяйка. Я только прислуживаю здесь. Меня зовут миссис Белл.

     Прощайте, миссис Белл,-- сказал Ник.

     -- Прощайте,-- сказала женщина.

     Ник прошел темным переулком до фонаря на углу, потом повернул вдоль трамвайных путей к закусочной. Джордж стоял за стойкой.

     -- Видел Оле?

     -- Да,-- сказал Ник,-- Он сидит у себя в комнате и не хочет выходить.

     На голос Ника повар приоткрыл дверь из кухни.

     -- И слушать об этом не желаю,-- сказал он и захлопнул дверь.

     -- Ты ему рассказал?

     -- Рассказал, конечно. Да он и сам все знает,

     -- А что он думает делать?

     -- Ничего.

     -- Они его убьют.

     -- Наверно, убьют.

     -- Должно быть, впутался в какую-нибудь историю в Чикаго.

     -- Должно быть,-- сказал Ник.

     -- Скверное дело.

     -- Паршивое дело,-- сказал Ник.

     Они помолчали. Джордж достал полотенце и вытер стойку.

     -- Что он такое сделал, как ты думаешь?

     -- Нарушил какой-нибудь уговор. У них за это убивают.

     -- Уеду я из этого города,-- сказал Ник.

     -- Да,-- сказал Джордж.-- Хорошо бы отсюда уехать.

     -- Из головы не выходит, как он там лежит в комнате и знает, что ему крышка. Даже подумать страшно.

     А ты не думай,-- сказал Джордж.
МОТЫЛЕК И ТАНК


     Хемингуэй Э. Избранное/Послесл. сост. и примеч. Б. Грибанова.-- М.: Просвещение, 1984.-- 304 с., ил.-

     OCR: Шур Алексей, shuralex@online.ru

     Spellcheck: Шур Алексей, shuralex@online.ru


     В тот вечер я под дождем возвращался домой из цензуры в отель "Флорида". Дождь мне надоел, и на полпути я зашел выпить в бар Чикоте. Шла уже вторая зима непрестанного обстрела Мадрида, все было на исходе -- и табак и нервы, и все время хотелось есть, и вы вдруг нелепо раздражались на то, что вам неподвластно, например на погоду. Мне бы лучше было пойти домой. До отеля оставалось каких-нибудь пять кварталов, но, увидев дверь бара, я решил сначала выпить стаканчик, а потом уже одолеть пять-шесть кварталов по грязной, развороченной снарядами и заваленной обломками Гран-Виа.

     В баре было людно. К стойке не подойти и ни одного свободного столика. Клубы дыма, нестройное пение, мужчины в военной форме, запах мокрых кожаных курток, а за стаканом надо тянуться через тройную шеренгу осаждавших бармена.

     Знакомый официант достал мне где-то стул, и я подсел за столик к поджарому, бледному, кадыкастому немцу, который, как я знал, служил в цензуре. С ним сидели еще двое, мне незнакомые. Стол был почти посредине комнаты, справа от входа.

     От пения не слышно было собственного голоса, но я все-таки заказал джин с хинной, чтобы принять их против дождя. Бар был битком набит, и все очень веселы, может быть, даже слишком веселы, пробуя какое-то недобродившее каталонское пойло. Мимоходом меня разок-другой хлопнули по спине незнакомые мне люди, а когда девушка за нашим столом что-то мне сказала, я не расслышал и сказал в ответ:

     -- Конечно.

     Перестав озираться и поглядев на соседей по столу, я понял, что она ужасно, просто ужасно противна. Но когда вернулся официант, оказалось, что, обратившись ко мне, она предлагала мне выпить с ними. Ее кавалер был не очень-то решителен, но ее решительности хватало на обоих. Лицо у нее было жесткое, полуклассического типа, и сложение под стать укротительнице львов, а кавалеру ее не следовало еще расставаться со школьной курточкой и галстуком. Однако он их сменил. На нем, как и на всех прочих, была кожаная куртка. Только на нем она была сухая, должно быть, они сидели тут еще до начала дождя. На ней тоже была кожаная куртка, и она шла к типу ее лица.

     К этому времени я уже пожалел, что забрел в Чикоте, а не вернулся прямо домой, где можно было переодеться в сухое и вшить в свое удовольствие, лежа и задрав ноги на спинку кровати. К тому же мне надоело смотреть на эту парочку. Лет нам отпущено мало, а противных женщин на земле слишком много, и, сидя за столиком, я решил, что хотя я и писатель и должен бы обладать ненасытным любопытством, но мне все же вовсе не интересно, женаты ли они, и чем они друг другу приглянулись, и таковы их политические взгляды, и кто из них за кого платит, и все прочее. Я решил, что они, должно быть, работают на радио. Каждый раз, когда встречались в Мадриде странного вида люди, они, как правило, работали на радио. Просто чтобы что-нибудь сказать, я, повысив голос и перекрикивая шум, спросил:

     -- Вы что, с радио?

     -- Да,-- сказала девушка. Так оно и есть. Они с радио

     Как поживаете, товарищ, -- спросил я немца.

     Превосходно. А вы?

     Вот промок,-- сказал я, и он засмеялся, склонив голову набок.

     У вас не найдется покурить? -- спросил он.

     Я протянул ему одну из последних моих пачек, и он взял две сигареты. Решительная девушка -- тоже две, а молодой человек с лицом школьника -- одну.

     -- Берите еще,-- прокричал я.

     -- Нет, спасибо,-- ответил он, и вместо него сигарету взял немец.

     -- Вы не возражаете? -- улыбнулся он.

     -- Конечно, нет,-- сказал я, хотя охотно возразил бы, и он это знал. Но ему так хотелось курить, что тут уж ничего не поделаешь.

     Вдруг пение смолкло, или, вернее, наступило затишье, как бывает во время бури, и можно было разговаривать без крика.

     -- А вы давно здесь? -- спросила решительная.

     -- Да, но с перерывами,-- сказал я.

     -- Нам надо с вами поговорить,-- сказал немец.-- Серьезно поговорить. Когда бы нам для этого встретиться?

     -- Я позвоню вам,-- сказал я.

     Этот немец был очень странный немец, и никто из хороших немцев не любил его. Он внушил себе, что умеет играть на рояле, но если не подпускать его к роялю, был ничего себе немец, если только не пьянствовал и не сплетничал, а никто не мог отучить его ни от того, ни от другого.

     Сплетник он был исключительный и всегда знал что-нибудь порочащее о любом человеке в Мадриде, Валенсии, Барселоне и других политических центрах страны.

     Однако пение возобновилось, а сплетничать в голос не так-то удобно. Все это обещало скучное времяпрепровождение, и я решил уйти из бара, как только сам всех угощу.

     Тут-то все и началось. Мужчина в коричневом костюме, белой сорочке с черным галстуком и волосами, гладко зачесанными с высокого лба, переходивший, паясничая от стола к столу, брызнул из пульверизатора в одного из официантов. Все смеялись, кроме официанта, который тащил поднос, сплошь уставленный стаканами. Он возмутился.

     -- No hay derecho,-- сказал он. Это значит: "Не имеете права" -- простейший и энергичнейший протест в устах испанца.

     Человек с пульверизатором, восхищенный успехом и словно не отдавая себе отчета, что мы на исходе второго года войны, что он в осажденном городе, где нервы у всех натянуты, и что в баре, кроме него, всего трое штатских, опрыскал другого официанта.

     Я оглянулся, ища, куда бы укрыться. Второй официант возмутился не меньше первого, а "стрелок", дурачась, брызнул в него еще два раза. Кое-кто, включая и решительную девицу, все еще считал это забавной шуткой. Но официант остановился и покачал головой. Губы у него дрожали. Это был пожилой человек, и на моей памяти он работал у Чикоте уже десять лет.

     -- No hay derecho,-- сказал он с достоинством. Среди публики снова послышался смех, а шутник, не замечая, как затихло пение, брызнул из своего пульверизатора в затылок еще одного официанта. Тот обернулся, балансируя подносом.

     -- No hay derecho,-- сказал он.

     На этот раз это был не протест. Это было обвинение, и я увидел, Как трое в военной форме поднялись из-за стола, сгребли приставалу, протиснулись вместе с ним через вертушку двери, и с улицы слышно было, как один из них ударил его по лицу. Кто-то из публики подобрал с пола пульверизатор и выкинул его в дверь на улицу.

     Трое вернулись в бар серьезные, неприступные, с сознанием выполненного долга. Потом в вертушке двери снова появился тот человек. Волосы у него свисали на глаза, лицо было в крови, галстук сбился на сторону, а рубашка была разорвана. В руках у него был все тот же пульверизатор, и когда он, бледный, дико озираясь, ввалился в бар, он выставил руку вперед и стал брызгать в публику, не целясь, куда попало.

     Я увидел, как один из тех троих поднялся ему навстречу, и видел лицо этого человека. За ним поднялись еще несколько, и они стали теснить стрелка между столиками в левый угол. Тот бешено отбивался, и, когда прозвучал выстрел, я схватил решительную девицу за руку и нырнул с ней в сторону кухонной двери.

     Но дверь была заперта, и, когда я нажал плечом, она не подалась.

     -- Лезьте туда, за угол стойки,-- сказал я. Она пригнулась.

     -- Плашмя,-- сказал я и толкнул ее на пол. Она была в ярости. У всех мужчин, кроме немца, залегшего под столом, и школьного вида юноши, вжившегося в стенку в дальнем углу, были в руках револьверы. На скамье вдоль левой стены три крашеные блондинки с темными у корней волосами, стоя на цыпочках, заглядывали через головы и не переставая визжали.

     -- Я не боюсь,-- сказала решительная девица.-- Пустите. Это же смешно.

     -- А вы что, хотите, чтобы вас застрелили в кабацкой перепалке? -- сказал я.-- Если у этого героя найдутся тут друзья -- быть беде.

     Но, видимо, друзей у него не оказалось, потому что револьверы постепенно вернулись в кобуры и карманы, визгливых блондинок сняли со скамьи, и все прихлынувшие в левый угол разошлись по местам, а человек с пульверизатором спокойно лежал навзничь на полу.

     -- До прихода полиции никому не выходить! -- крикнул кто-то от дверей.

     Два полицейских с карабинами, отделившиеся от уличного патруля, уже стояли у входа. Но тут же я увидел, как шестеро посетителей выстроились цепочкой в затылок, как футболисты, выбегающие на поле, и один за другим протиснулись в дверь. Трое из них были те самые, что выкинули стрелка на улицу. Один из них застрелил его. Они проходили мимо полицейских, как посторонние, не замешанные в уличной драке. А когда они прошли, один из полицейских перегородил вход карабином и объявил:

     -- Никому не выходить. Всем до одного оставаться

     -- А почему же их выпустили? Почему нам нельзя, а им можно?

     -- Это авиамеханики, им надо на аэродром,-- объяснил кто-то.

     -- Но если выпустили одних, глупо задерживать других.

     -- Надо ждать службу безопасности. Все должно быть по закону и в установленном порядке.

     -- Но поймите вы, если хоть кто-нибудь ушел, глупо задерживать остальных.

     -- Никому не выходить. Всем оставаться на месте.

     -- Потеха,-- сказал я решительной девице.

     -- Не нахожу. Это просто ужасно.

     Мы уже поднялись с полу, и она с негодованием поглядывала туда, где лежал человек с пульверизатором. Руки у него были широко раскинуты, одна нога подвернута.

     -- Я пойду помогу этому бедняге. Он ранен. Почему никто не поможет, не перевяжет его?

     -- Я бы оставил его в покое,-- сказал я.-- Не впутывайтесь в это дело.

     -- Но это же просто бесчеловечно. Я готовилась на сестру и окажу ему первую помощь.

     -- Не стоит,-- сказал я.-- И не подходите к нему.

     -- А почему? -- Она была взволнована, почти в истерике.

     -- А потому, что он мертв,-- сказал я.

     Когда появилась полиция, нас задержали на три часа. Начали с того, что перенюхали все револьверы. Думали таким путем установить, кто стрелял. Но на сороковом им это, видимо, надоело: да и все равно, в комнате пахло только мокрыми кожаными куртками. Потом они уселись за столиком возле покойного героя и стали проверять документы, а он лежал на полу -- серое восковое подобие самого себя, с серыми восковыми руками и серым восковым лицом.

     Под разорванной рубашкой у него не было нижней сорочки, а подошвы были проношены. Теперь, лежа на полу, он казался маленькими жалким. Подходя к столу, за которым двое полицейских в штатском проверяли документы, приходилось перешагивать через него. Муж девицы несколько раз терял и снова находил свои документы. Где-то у него был пропуск, но он его куда-то заложил и весь в поту нервно обшаривал карманы, пока наконец не нашел его. Потом он засунул пропуск в другой карман и снова принялся искать. На лице его выступил пот, волосы закурчавились, и он густо покраснел. Теперь казалось, что ему недостает не только школьного галстука, но и картузика, какие носят в младших классах. Говорят, что переживания старят людей. Но его этот выстрел еще на десять лет помолодил.

     Пока мы ждали, я сказал решительной девице, что из всего этого может получиться довольно хороший рассказ и что я его, вероятно, когда-нибудь напишу. Например, как эти шестеро построились цепочкой и прорвались в дверь -- разве это не производит впечатления? Ее это возмутило, и она сказала, что нельзя писать об этом, потому что это повредит делу Испанской республики. Я возразил, что давно уже знаю Испанию, и что в старые времена, еще при монархии, в Валенсии перестреляли бог знает сколько народу, и что за сотни лет до установления Республики в Андалузии резали друг друга большими ножами -- их называют навахами,-- и что, если мне случилось быть свидетелем нелепого происшествия в баре Чикоте в военное время, я вправе писать об этом, как если бы это произошло в Нью-Йорке, Чикаго, Ки-Уэст или Марселе. Это не имеет ровно никакого отношения к политике. Но она стояла на своем. Вероятно, многие, как и она, сочтут, что писать об этом не следовало. Но немец, например, кажется, считал, что это ничего себе история, и я отдал ему последнюю из своих сигарет. Как бы то ни было, спустя три с лишним часа полиция нас отпустила.

     В отеле "Флорида" обо мне беспокоились, потому что в те времена бомбардировок, если вы собирались вернуться домой пешком и не возвращались после закрытия баров в семь тридцать, о вас начинали беспокоиться. Я рад был вернуться домой и рас сказал о том, что произошло, пока мы готовили ужин на электрической плитке, и рассказ мой имел успех.

     За ночь дождь перестал, и наутро погода была сухая, ясная, холодная, как это бывает здесь в начале зимы. Без четверти час я прошел во вращающуюся дверь бара Чикоте выпить джину перед завтраком. В этот час там бывает мало народу, и к моему столику подошли бармен и двое официантов. Все они улыбались.

     -- Ну как, поймали убийцу? -- спросил я.

     -- Не начинайте день шутками,-- сказал бармен.-- Вы видели, как он стрелял?

     -- Да,--сказал я.

     -- И я тоже,-- сказал он. -- Я в это время вон там стоял Он показал на столик в углу.-- Он приставил дуло пистолета к самой его груди и выстрелил.

     -- И долго еще задерживали публику?

     -- До двух ночи.

     -- А за fiambre,-- бармен назвал труп жаргонным словечком, которым обозначают в меню холодное мясо,-- явились только сегодня в одиннадцать. Да вы, должно быть, всего-то и не знаете

     -- Нет, откуда же ему знать,-- сказал один из официантов

     -- Да, удивительное дело,-- добавил второй.-- Редкий случай

     -- И печальный к тому же,-- сказал бармен. Он покачал головой.

    

... ... ...
Продолжение "Испанские рассказы" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Испанские рассказы
показать все


Анекдот 
Двое на рыбалке:

- Вась, да не плюй ты так сильно на червяка! От его пьяного базара потом вся рыба разбегается.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100