Уайлдер, Торнтон - Уайлдер - КаббалаПроза и поэзия >> Переводная проза >> Уайлдер, Торнтон Читать целиком Торнтон Уайлдер. Каббала
---------------------------------------------------------------
Любое коммерческое использование настоящего текста без
ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
По любым вопросам, касающихся этого произведения
обращайтесь непосредственно к переводчику:
Сергей Борисович Ильин, Email: isb@glas.apc.org
---------------------------------------------------------------
Tornton Wilder, "Cabbala". 1922
© Copyright Сергей Ильин, перевод
---------------------------------------------------------------
"Каббала" -- первый роман знаменитого Торнтона Уайлдера
(1897-1975), написанный им в 1922 году, после завершения учебы
в Йельском университете и в Американской академии в Риме.
Помимо присущих "Каббале" достоинств, она представляет тем
больший интерес для всех, кто любит Уайлдера, что состоит в
странной связи с его последним романом "Теофил Норт": действие
"Каббалы" завершается за столько примерно дней до начала
"Теофила Норта", сколько требуется, чтобы доплыть на пароходе
от Италии до Соединенных Штатов, а дочитав эту книгу, начинаешь
подозревать, что ее героя и рассказчика, так и не названного в
романе по имени, вполне могли звать Теофилом Нортом.
* Комментарий к "Каббале" *
Часть первая
Кампанья: Кампанья римская, или Кампанья ди Рома --
местность в Италии. В узком смысле -- это окрестности Рима.
Барберини: знаменитая римская княжеская фамилия, известная
с XIII века, одним из представителей которой был, в частности,
папа Урбан VIII (1623), упоминаемый во второй части книги.
Семья эта состояла в родстве с князьями Колонна, о которых
смотри ниже. Упоминаемый здесь дворец Барберини, является самым
большим после Ватикана римским дворцом, построенным при Урбане
VIII архитекторами Карло Мадерно, Борромини и Бернини. В нем
размещается богатейшее из римских частных собраний рукописей и
картинная галерея, в которой находится знаменитая "Форнарина"
Рафаэля.
Санта-Мария Маджоре: церковь в Риме, одна из немногих
имеющихся там готических построек, возведение которой началось
еще в 1280. В ней работал капельмейстером упоминаемый несколько
ниже итальянский композитор Джованни-Пьерлуиджо Палестрина
(1514-1594). Тиволи: курорт неподалеку от Рима, славный своими
фонтанами. празднество: В соответствии с буллой Бонифация VIII
церкви, начиная с 1300 г. следовало праздновать каждый сотый
год, давая полное отпущение грехов каждому, кто вовремя такого
празднества посетит базилики апостолов Петра и Павла с истинным
покаянием и исповедью. Затем празднования стали совершаться
каждые 25 лет. Данте, умерший в 1321 г., был свидетелем первого
из этих празднеств.
величайшие из художников Рима, -- тот, что не знал никаких
несчастий, и тот, что не знал ничего иного: Рафаэль и
Микеланджело.
Трастевере: район Рима, на правом берегу Тибра.
спор по поводу разжижения крови Св. Януария: Св. Януарий,
покровитель Неаполя, замученный в 304 г. при императоре
Диоклетиане (245-313) епископ Беневенто, Память его празднуется
19.IX. Голова и два сосуда с его кровью сохраняются в
кафедральном соборе Неаполя. Считается, что несколько раз в
году эта свернувшаяся кровь снова становится жидкой.
колледж Вассар: женский колледж в городе Поукипси, штат
Нью-Йорк Основан в 1861 г. филантропом М. Вассаром (1792-1868).
Эней: здесь среди иных прославленных итальянцев
упоминается не герой "Энеиды" Вергилия, а Сильвиус Пикколомини
Эней (1405-1464), с 1458 -- папа Пий II, писатель и покровитель
искусств.
Кавур: Кампилло Бенсо Кавур (1810-1861), итальянский
государственный деятель; после объединения Италии (1861) глава
итальянского правительства. В Риме его именем названа улица Виа
Кавур.
"поле, полное костей": "Господь... поставил меня среди
поля и оно было полно костей" -- Иезекииль 37.1 2.
Нормы и Семирамиды: подразумеваются оперы "Норма" Винченцо
Беллини и "Семирамида" Джакино Россини.
Музыкальная академия: основанный в 1857 г. В Филадельфии
старейший оперный театр Америки.
Гретри: французский композитор Андре Эрнест Гретри
(1741-1813).
Бауэр: Гарольд Бауэр (1873-1951), английский пианист
немецкого происхождения.
Лефлер: Чарлз Мартин Лефлер (1861-1935), американский
композитор и скрипач.
д'Энди: французский композитор Венсан д'Энди (1851-1931).
"Les Indes Galantes": "Галантная Индия" (1735) опера-балет
Ж.Ф.Рамо (1683-1764).
Фортуни: Мариано Фортуни-и-Кабо (1838-1874), испанский
живописец и график.
Модан: небольшой город во Франции, близ которого
начинается ведущее в Италию шоссе-туннель.
Пьяве: река в Италии, близ которой 15-24 июня 1918 г.
произошло сражение между итальянской и австрийской армиями,
окончившееся победой итальянцев.
Я пытался припомнить, кто же это умер в Риме: Здесь
рассказчик впервые, сам того не сознавая, принимает на себя
роль Меркурия, провожавшего тени умерших в подземное царство, и
одновременно встречается с одной из таких теней. Все, что
дальше рассказывает о себе умирающий поэт удивительным образом
совпадает с подробностями жизни Джона Китса (1795-1821) --
изучение медицины, смерть матери и брата от туберкулеза, отъезд
другого брата в Америку, любовь к Гомеру и его английскому
переводчику Джону Чапмену (1559-1624), которому он посвятил
знаменитый сонет, -- вплоть до последних нескольких месяцев,
проведенных им в Италии с другом, художником Джозэфом Северном,
смерти в доме на площади Испании и надписи "Здесь лежит некто,
чье имя написано на воде", по его просьбе выбитой Северном на
его надгробной плите.
Моисси: Сандро Моисси (1880-1935), немецкий актер.
Тейлор Джереми: (1631-1667), английский священник и
писатель.
Альбано: живописное озеро в кратере потухшего вулкана
невдалеке от Рима.
Пиццетти: Ильдебрандо Пиццети (1880-1968), итальянский
композитор
Часть вторая
Колонна: древняя итальянская семья, игравшая большую роль
в средневековой истории Рима
Тосканский дом: из рода Медичи, игравшего важную роль в
средневековой Италии
Савойский дом: имеется в виду Савойская династия,
правившая объединенной Италией 1861-1946 годах..
Делла-Кверчиа: Якопо Делла-Кверчиа (1371-1438) итальянский
скульптор.
пеликан вечности: пеликан, согласно легенде выкармливающий
птенцов своей кровью, был символом Христа и милосердия.
Константинов дар: подложная грамота, составленная в
папской канцелярии примерно в середине VIII века для
обоснования притязаний Папы на светскую власть. Согласно этой
грамоте, римский император Константин в IV в. передал папе
Сильвестру I власть над Западной частью Римской империи и
Италией в том числе.
Джаниколо: холм на правом берегу Тибра, напротив семи
римских холмов.
Аква Паола: акведук в Риме.
Таузиг: Карл (Кароль) Таузиг (1841-1871), ученик Листа
польский пианист и композитор, чех по национальности чех.
Сильвестр Левша: Герберт Аврилакский (940-е-1003), папа
Сильвестр II, знаменитый своей ученостью. Что касается "формы
сонета", то первый из известных сонетов принадлежит перу Якопо
да Лентини, творившему между 1215 и 1233 и принадлежавшего к
так называемой "сицилийской" поэтической школе.
Часть третья
Босуэлл: Джеймс Босуэлл (1740-1795), автор книги "Жизнь
Сэмюэла Джонсона", считающейся образцом мемуаристики.
Милламанты, Розалинды и Селимены: подразумеваются
драматические персонажи -- Милламанта из комедии У. Конгрива
"Путь светской жизни", Розалинда из " Как вам это понравится"
В. Шекспира и Сел Имена из мольеровского "Мизантропа".
Иветт Гильбер: французская шансоньеточная певица
(1867-1944).
мадам де Севинье: французская писательница маркиза Мари де
Рабутен-Шанталь Севинье (1626-1676).
Кристина Шведская: правившая Швецией с 1644 по 1654 гг.
Королева Кристина-Августа (1626-1689), дочь Густава-Адольфа II
(1594-1632), универсально образованная женщина, в 1654 году
отрекшаяся от престола, перешедшая в католичество и
поселившаяся в Риме, где ее двор стал центром наук и искусств.
Тертуллиан: Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (около 160
-- после 220), теолог и писатель, утверждавший в виде основания
веры ее несовместимость с разумом.
Канчеллериа: здание канцелярии католической церкви в Риме.
Ньюмен: Джон Генри Ньюмен (1801-1890), английский теолог,
педагог, публицист и церковный деятель, в 1845 перешел в
католичество, с 1879 -- кардинал.
Купер: английский поэт-сентименталист Уяильям Купер
(1731-1800).
"Орфей": по всей видимости, опера К.В. Глюка "Орфей и
Эвридика".
коммендаторе Бони: Джакомо Бони (1857-1925) итальянский
архитектор, руководивший в 1898 году раскопками на Форуме.
Бенедетто Кроче (1866-1952): итальянский философ, историк,
знаток литературы и политический деятель.
Казелла: Альфредо Казелла (1883-1947), итальянский
композитор, пианист, дирижер, музыковед. В 1917 основал в Риме
Национальное музыкальное общество.
Менгельберг: Виллем Иозеф Менгельберг (1871-1951),
нидерландский дирижер.
Босси: Марко Энрико Босси (1861-1925), итальянский
органист и композитор.
"шум паче шума вод многих": скрытая цитата из "Псалмов"
92, 4:
Дузе: Элеонора Дузе (1858-1924), прославленная итальянская
актриса.
Беснар: Поль Альберт Беснар (1849-1934), французский
живописец и график с 1913 по 1921 год возглавлявший французскую
академию в Риме.
Часть четвертая
Рейнхардт: Макс Рейнхардт (1873-1943), немецкий
театральный актер и режиссер.
Морони: Джованни Батиста Морони (около 1525-1578),
итальянский портретист.
Бозанкет: Бернард Бозанкет (1848-1923), английский
философ-неогегельянец, автор "Философской теории государства".
"Исповедь": автобиографическое произведение Блаженного
Августина (354-430).
"Подражание": "О подражании Христу" Фомы Кемпийского
(1380-1471).
"И богатящихся отпустил ни с чем": "Евангелие от Луки"
I:53.
Часть пятая
Он мало знал по-латыни": Отсылка к знаменитой
характеристике, данной Шекспиру его другом драматургом Беном
Джонсоном (1573-1637)-- "...ты мало знал по-латыни и еще меньше
по-гречески".
Сергей Ильин
---------------------------------------------------------------
* Торнтон Уайлдер. Каббала *
Перевод с английского Сергея Ильина
Моим друзьям
по Американской Академии в Риме
1920--1921
Часть первая. Первые встречи
Поезд, в котором я впервые в жизни приехал в Рим, был
переполнен, промозгл и к тому же запаздывал. Несколько раз он
неведомо почему застревал в открытом поле, так что к полуночи
мы еще тащились, пересекая Кампанью и медленно приближаясь к
висевшим над Римом слегка подцвеченными облакам. Порой поезд
останавливался у платформы, и неровный свет фонарей озарял на
мгновение какую-нибудь величавую, самой природой обтесанную
голову. Тьма окружала эти платформы, и лишь временами проступал
в ней кусок дороги или смутные очертания горной гряды. То была
земля Вергилия, и казалось, что ветер, поднимаясь с полей,
опадает на нас с долгим вергилиевским вздохом, ибо места,
воодушевившие чувства поэта, неизменно перенимают у него эти
чувства.
Переполненным же поезд был потому, что днем раньше кто-то
из туристов унюхал исходящий от неаполитанских нищих запах
карболки. Туристы немедленно заключили, что власти,
по-видимому, обнаружили один или два случая заболевания
индийской холерой и, напуганные ими, принялись дезинфицировать
городское дно, подвергая его обитателей насильственному
купанию. Сам воздух Неаполя рождает легенды. Грянувший внезапно
исход мгновенно привел к тому, что купить билеты на Рим стало
практически невозможно, и потому туристы, привыкшие к первому
классу, ехали третьим, между тем как в первом обнаружились люди
весьма необычные.
В вагоне было холодно. Мы сидели, не сняв пальто, с
глазами, остекленевшими у кого от смирения, у кого от досады. В
одно из купе набились представители расы, путешествующей более
прочих, но гораздо менее получающей радости от путешествий,
здесь велись бесконечные разговоры о дурных гостиницах, о
дамах, которым приходится, садясь, туго оборачивать юбки вокруг
лодыжек, дабы воспрепятствовать восхождению блох. Напротив
сидела, развалясь, троица итальянцев, возвращавшихся из Америки
домой, в какую-то аппенинскую деревушку после двадцати лет
отданных торговле фруктами и драгоценностями в верхней части
Бродвея. Все свои сбережения они вложили в сверкавшие на
пальцах бриллианты -- столь же ярко сверкали их глаза в
предвкушении встречи с семьей. Легко было вообразить, с каким
недоумением станут взирать на них родители, неспособные постичь
перемен, лишивших детей обаяния, коим земля Италии награждает и
самых скромных своих сыновей, и замечающие только, что дети
вернулись раздобревшими, говорящими на каком-то варварском
наречии и навсегда утратившими присущую их народу хитроумную
психологическую интуицию. Возвращавшихся ожидало несколько
бессонных ночей, которые они проведут в душевной смуте над
земляными полами родного дома, среди бормочущих во сне кур.
Еще в одном купе сидела, прислонясь щекой с подрагивающему
стеклу, укутанная в серебристые соболя искательница
приключений. Напротив обосновалась матрона, с вызовом
вперившаяся в нее неотрывными, блистающими глазами, готовая в
любой миг перехватить и пресечь взгляд, который девушке
вздумается бросить на ее, матроны, дремлющего мужа. По коридору
в надежде на этот же взгляд с самодовольным видом то
прохаживались туда-сюда, то застывали, прислоняясь к стене,
двое армейских офицеров, напоминая восхитительно описанных
Фабром насекомых, впустую исполняющих ритуал ухаживания перед
камушком, просто потому, что пришли в движение некие
ассоциативные механизмы.
Был здесь иезуит с учениками, коротавший время за
латинской беседой; и японский дипломат, погрузившийся в
благоговейные размышления над коллекцией марок; и русский
скульптор, мрачно вникавший в устройство наших черепов; и
несколько студентов из Оксфорда, старательно приодевшихся для
пешей прогулки, но почему-то пересекавших поездом местность,
лучше которой пешеходу в Италии не найти; и всегдашняя старушка
с курицей; и всегдашний молодой американец, с любопытством
озиравшийся по сторонам. Такого рода компании Рим принимает в
себя по десяти раз на дню, и все равно остается Римом.
Мой спутник сидел, читая потрепанный номер лондонской
"Таймс" -- сообщения о продаже недвижимости, о новых
назначениях в армии и обо всем она свете. После шести лет,
проведенных в Гарварде за изучением античного мира, Джеймс Блэр
отправился на Сицилию в качестве археологического консультанта
съемочной группы, вознамерившейся перенести на экран основные
мотивы греческой мифологии. Затея эта провалилась, съемочная
группа распалась, а Блэр потом долго еще бродил по берегам
Средиземного моря, пробавляясь случайными заработками и
заполняя объемистые блокноты наблюдениями и теориями. Его
распирали идеи -- относительно химического состава красок,
которыми писал Рафаэль; касательно освещения, необходимого по
представлениям античных ваятелей для созерцания их скульптур;
по поводу датировки наиболее неприметных мозаик церкви
Санта-Мария Маджоре. Он разрешил мне записать и эти, и многие
иные из его гипотез и даже скопировать цветными чернилами
некоторые чертежи. В случае, если он вместе с блокнотами сгинет
в океанских волнах, -- что представлялось вполне вероятным, ибо
Блэр из бережливости отправлялся через Атлантику на каком-то
невразумительном судне из тех, о которых, даже когда они тонут,
не пишут в газетах -- печальный мой долг состоял в том, чтобы
преподнести эти материалы в дар Хранителю библиотеки
Гарвардского университета, где они при всей их
неудобочитаемости могут быть сочтены бесценными.
В конце концов отложив газету, Блэр разговорился со мной:
-- Хоть вы и едете в Рим учиться, но может быть прежде,
чем засесть за древних римлян, стоит полюбопытствовать, не
найдется ли и среди современников интересных людей.
-- За современников мне докторской степени не дадут. Пусть
ими занимаются наши потомки. А вы кого из них имеете в виду?
-- Вам приходилось когда-нибудь слышать о так называемой
Каббале?
-- О которой?
-- О своего рода сообществе людей, живущих в окрестностях
Рима.
-- Нет.
-- Это очень богатые и влиятельные люди. Их все боятся. И
все подозревают в заговоре, имеющем целью ниспровергнуть
существующие порядки.
-- Политические?
-- Нет, не совсем. Разве что отчасти.
-- Люди из высшего света?
-- Да, конечно. Но дело не только в этом. Они к тому же
жуткие интеллектуальные снобы. Мадам Агоропулос боится их до
того, что я вам описать не могу. Уверяет, будто они время от
времени приезжают из Тиволи и затевают интриги, пытаясь
протащить через Сенат какой-то законопроект или добиться
определенного назначения в Церкви, или просто вытурить из Рима
какую-нибудь несчастную женщину.
-- Те-те-те!
-- И все потому, что им скучно. Мадам Агоропулос говорит,
что их томит смертельная скука. У них есть все и есть уже очень
давно. Главное же в них -- ненависть ко всему современному. Они
коротают время, обмениваясь колкостями по адресу новых титулов,
новых состояний и новых идей. Во многих отношениях это люди
средневековья, что сказывается даже в их облике. И в их образе
мыслей. Я это так себе представляю: вы, наверное, слышали о
том, что ученые наткнулись в Австралии на области, где животные
и растения перестали эволюционировать много веков назад? Что-то
вроде ниши древнего времени посреди мира, ушедшего далеко
вперед. Ну вот, должно быть, нечто похожее случилось и с
Каббалой. Это компания людей, преследуемых призраками
представлений, из которых весь остальной мир уже несколько
столетий как вырос: что-нибудь о преимущественном праве одной
герцогини проходить в дверь впереди другой, о порядке слов в
догмате Церкви, о божественном праве государей, в особенности
Бурбонов. Они серьезно и страстно относятся к вещам, которые
всем прочим кажутся непонятными и устаревшими. Но что самое
важное, эти люди, ни за что не желающие расстаться с подобными
представлениями, вовсе не отшельники или чудаки, на которых
можно не обращать внимания, -- напротив, они составляют тесный
круг, столь могущественный и недоступный, что жители Рима, если
и говорят о них, то вполголоса, и называют при этом "Каббалой".
Они, позвольте вас уверить, действуют с невиданной
изощренностью и располагают несметными богатствами и множеством
верных сторонников. Цитирую мадам Агоропулос, которая питает по
отношению к ним что-то вроде истерической боязни и считает их
сверхъестественными существами.
-- Но она, надо думать, лично знакома с кем-то из них.
-- Конечно, знакома. Как, впрочем, и я.
-- Людей знакомых обычно не очень боятся. И кто же в это
сообщество входит?
-- Я вас завтра возьму с собой, познакомлю с одной из них,
с мисс Грие. Она стоит во главе всей этой многонациональной
компании. Мне довелось составлять каталог ее библиотеки --
просто не было другой возможности с ней познакомиться. Я жил у
нее во дворце Барберини и понемногу приглядывался к Каббале.
Помимо нее туда входит Кардинал. И княгиня д'Эсполи, у которой
не все дома. Затем еще мадам Бернштейн из семьи немецких
банкиров. Каждый из этих людей обладает неким замечательным
даром, а все вместе они стоят на несколько миль выше ближайшего
к ним слоя общества. Они такие удивительные, что пребывают в
одиночестве, это тоже цитата. Поэтому они засели в Тиволи и
утешаются, как могут, совершенствами друг друга.
-- А сами они называют себя Каббалой? Есть у них
какая-либо организация?
-- Насколько я понимаю, нет. Вероятно, им даже в голову
никогда не приходило, что они составляют сообщество. Я же вам
говорю, займитесь их изучением. Вынюхаете все их секреты. Я-то
для этого не очень гожусь.
Последовала пауза, и в наше сознание, до сей поры занятое
полубожественными персонажами, начали понемногу проникать
обрывки разговоров, происходивших в разных концах вагона.
-- У меня нет ни малейшего желания ссориться, Хильда, --
вполголоса говорила одна из англичанок. -- Разумеется, ты
старалась подготовить поездку как можно лучше. Я всего лишь
сказала, что служанка не желала каждое утро отчищать раковину
умывальника. Приходилось звонить и звонить, чтобы она пришла.
А со стороны американских итальянцев слышалось:
-- А я говорить, что это не твоего чертова ума дела. Вот
что я говорить. И убери отсюда к черту твою чертову рубашку.
Сказал тебе, он удрал; он удрал так быстро, что от него даже
пыли не видно, вот как он удрал.
Иезуит с учениками проявили вежливый интерес к почтовым
маркам, и японский атташе негромко рассказывал им:
-- О, это чрезвычайная редкость! Цена -- четыре цента --
напечатана бледно-лиловой краской, а на просвет видны водяные
знаки, изображающие морского конька. В мире существует только
семь экземпляров, и три из них в коллекции барона Ротшильда.
Вслушиваясь в звучание всего оркестра сразу, можно было
узнать, что сахара в него не клали, что она три утра подряд
повторяла Мариэтте, чтобы та либо клала в него сахар, либо
ставила его на стол, но хотя республика Гватемала немедленно
прекратила их выпуск, все же несколько штук уплыло к
коллекционерам, и это при том, что на углу Бродвея и 126-й
улицы каждый год продают такую кучу канталуп, какой человек и
вообразить не способен. Быть может, именно неприязнь, питаемая
мной к подобным пустым разговорам, и стала первым толчком,
побудившим меня заняться этими Олимпийцами, каждый из которых,
как бы им ни было скучно и каким бы заблуждениям они ни
предавались, по крайней мере обладал "неким замечательным
даром".
Вот в таком, стало быть, обществе, в томительном первом
часу ночи я и появился впервые в Риме, на вокзале, отличающемся
от прочих пущей своей уродливостью, пущим обилием реклам
целебных источников и пущим запахом аммиака. Пока длилось мое
путешествие, я обдумывал то, что сделаю, как только оно
закончится: накачаюсь вином и кофе и роскошной полночью полечу
по Виа Кавур. При первых проблесках зари я осмотрю трибуну
Санта-Мария Маджоре, которая будет нависать надо мной, подобно
ковчегу на вершине горы Арарат, и призрак Палестрины в
испачканной сутане выскочит из боковой двери и торопливо
устремится домой, к большой пятиголосой семье; а я поспешу к
маленькой площади перед дворцом Латерано, туда, где Данте
смешался с празднующей начало нового века толпой; помедлю на
Форуме, обогну запертый по ночной поре Палатин; пройду вдоль
реки до харчевни, в которой Монтень жаловался на свои болезни;
и с трепетным взором паду ниц перед схожей с утесом обителью
Папы, в которой трудились величайшие из художников Рима, --
тот, что не знал никаких несчастий, и тот, что не знал ничего
иного. С пути я не собьюсь, поскольку разум мой зиждется, как
на фундаменте, на карте города, восемь школьных и
университетских лет провисевшей у меня над столом, города,
столь желанного, что в глубине души я, казалось, так и не
поверил по-настоящему, будто когда-нибудь увижу его.
Но когда я, наконец, приехал в этот город, вокзал оказался
пустынен, и не было здесь ни вина, ни кофе, ни призраков, ни
луны. Только проезд по темным улицам под звуки фонтанов и
особое, ни с чем не сравнимое эхо травертиновых тротуаров.
Всю первую неделю Блэр помогал мне искать, а затем
обживать квартиру. Она состояла из пяти комнат в старом дворце,
стоящем на правом берегу реки, на расстоянии полета камня от
базилики Санта-Мария ин Трастевере. Комнаты были высоки, сыры и
отдавали дурным восемнадцатым веком. Потолок гостиной покрывали
незатейливые кессоны, на потолках вестибюля уцелели фрагменты
растрескавшейся лепнины, все еще слабо окрашенные в выцветшие
голубые, розовые и золотые тона; каждое утро метла смахивала
новый кусочек локонов какого-нибудь купидона или крошащихся
венков и свитков. В кухне имелась фреска, изображающая борение
Иакова с ангелом, но ее закрывала плита. Два дня мы провели,
выбирая столы и стулья, нагружая ими тележки и лично провожая
последние до нашей убогой улочки, торгуясь перед дюжинами
лавчонок в попытках сбить цену на рулон синевато-серой парчи и
зная наперед, что ее покрывают разнообразные пятна,
размахрившиеся нити и мятые складки; выбирая из множества
бойких имитаций старинных канделябров те, которым удалось с
наибольшим успехом подделаться под чистоту линий и общий аромат
старины.
Триумфом Блэра стало приобретение Оттимы. Неподалеку от
моего дома располагалась угловая trattoria(*1) -- принадлежащее
трем сестрам заведение, в котором можно было, попивая вино,
часами вести досужие разговоры. Некоторое время Блэр
присматривался к сестрам, а затем предложил одной из них,
расторопной, немолодой и смешливой перебраться ко мне в
качестве кухарки -- "на несколько недель". Итальянцы опасаются
связывать себя на долгий срок, так что последняя оговорка и
склонила Оттиму принять предложение. Мы предоставили ей выбрать
по своему усмотрению какого угодно мужчину в помощники для
исполнения тяжелой работы, однако она надулась и заявила, что
отлично справится и с тяжелой работой тоже. Возможно, переезд в
мою квартиру оказался для Оттимы ниспосланным свыше разрешением
каких-то ее личных проблем, ибо она всей душой предалась и
работе, и своим кухонным компаньонам -- немецкой овчарке по
имени Курт и кошке Мессалине. Мы зажили дружной семьей,
отзываясь на оплошности друг друга одним лишь веселым
подмигиваньем.
---------------------------------------------------------------
1) небольшой ресторанчик (ит.). Здесь и далее примечания
переводчика.
---------------------------------------------------------------
Итак, на другой день после приезда мы отправились к
последнему из диктаторов Рима и увидели мальчишеского облика
старую деву с интересным, болезненным лицом и порывистыми, как
у птицы, движениями, то и дело переходящую от добродушия к
раздражительности и обратно. Было без малого шесть часов, когда
мы вошли в ее гостиную во дворце Барберини, застав там четверку
дам и одного господина, несколько скованно сидящих вокруг стола
и беседующих по-французски. Мадам Агоропулос радостно
вскрикнула, увидев Блэра, рассеянного ученого, к которому она
столь привязалась; на вскрик ее слабым эхом отозвалась мисс
Грие. Тощая миссис Рой застыла в ожидании, когда в разговоре
мелькнут какие-либо сведения о наших родственных связях, после
чего ей можно будет расслабиться и улыбнуться. Испанский посол
и его жена поинтересовались, как это в Америке обходятся без
системы титулов, позволяющей человеку безошибочно распознавать
людей своего круга, а маркиза, слегка вздрогнувшая при
вторжении двух неотесанных молодых краснокожих, принялась
составлять в уме полную ошибок французскую фразу, которая могла
бы извинить ее внезапный уход. На какое-то время разговор стал
беспорядочным и судорожным, не утратив, однако, сухого
очарования, присущего всем разговорам, ведомым на языке, не
являющемся родным ни для кого из собеседников.
Внезапно я осознал, что в комнате царит напряжение. Я
ощутил неявное присутствие интриги, не будучи способным
составить хотя бы отдаленное представление о ее целях. Мисс
Грие притворялась, будто увлечена легкой беседой, оставаясь в
действительности более чем серьезной, а миссис Рой мысленно
делала заметки. Весь эпизод разрешился типично римским, хотя и
не отличающимся чрезмерной усложненностью, образчиком светской
сделки с характерными для таковой последствиями религиозного,
политического и бытового толка. Пользуясь сведениями,
полученными мной много позже, я хочу привлечь ваше внимание к
тому, чего миссис Рой желала добиться от мисс Грие, и что мисс
Грие требовала в обмен на свои услуги.
... ... ... Продолжение "Каббала" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |