Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Пристли, Джон Бойтон - Пристли - Дженни Вильерс

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Пристли, Джон Бойтон
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Джон Бойнтон Пристли. Дженни Вильерс

-----------------------------------------------------------------------

"Библиотека современной фантастики" т.21. Пер. - В.Ашкенази.

OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000

-----------------------------------------------------------------------

1


    В знаменитую Зеленую Комнату театра "Ройял" в Бартон-Спа можно попасть двумя способами. Если вы вошли в театр через главный подъезд, вам надо пройти бельэтаж и идти дальше по коридору, минуя кабинет директора. А из-за кулис вы поднимаетесь по темной лестнице и проходите мимо дверей двух актерских уборных, предназначенных для звезд. Мартин Чиверел, проникнувший в театр через служебный вход, как раз и стоял на верхней площадке этой темной лестницы, и хотя дверь. Зеленой Комнаты была закрыта, оттуда доносился шум голосов, которые сливались в какое-то идиотское кваканье. Чиверел взялся было за ручку двери Зеленой Комнаты, где прием был в самом разгаре, но, вместо того чтобы открыть дверь, он вдруг прислонился к пей. Ему было скверно - он чувствовал себя смертельно усталым и старым, как мир. _Ква-ква-ква-ква_. Господи, спаси нас и помилуй!

    Затем кваканье прекратилось как раз тогда, когда он почти уже заставил себя повернуть ручку. В конце концов, хоть он и приготовил все извинения, это как-никак был его прием. За дверью раздались вежливые аплодисменты. Кто-то собирался произнести речь, и десять против одного, что это был мэр города, какой-нибудь торговец скобяными изделиями, важный и усатый. Да, это был мэр, который, подобно многим муниципальным ораторам, стремился каждому своему слову придать особый вес и особое значение.

    - От имени городского совета Бартон-Спа, - возглашал он, - я с самым огромным удовольствием приветствую в нашем старинном городе высокоталантливых актеров и актрис, приехавших с мистером Чиверелом из Лондона, чтобы показать нам здесь, в Бартон-Спа, премьеру его новой пьесы... э-э... "Стеклянная дверь".

    Мэр выговорил название не сразу и с некоторым удивлением. Последовала продолжительная пауза, и Чиверел, угрюмо стоя перед дверью и чувствуя себя в этой полутьме каким-то призраком, мысленно сказал мэру, что его милости предстоит удивиться еще больше, прежде чем он, Чиверел, окончательно добьет его своей "Стеклянной дверью".

    - Мы предвкушаем, и с большим нетерпением, возможность увидеть эту пьесу до того, как ее увидят в Лондоне, - продолжал мэр, бросая каждое слово как свой главный козырь. - И я уверен, что мистер Чиверел и его актеры найдут здесь зрителей не хуже, чем в любом другом месте, - мы тут все завзятые театралы и всегда готовы хорошо посмеяться.

    "Бьюсь об заклад, что готовы", - подумал Чиверел, когда присутствующие неизвестно почему вдруг разразились смехом, а кое-кто даже зааплодировал. Видно, готовы гоготать, пока у них головы не отвалятся. Но подождите, скоро он с ними разделается.

    - Мы здесь, в Бартон-Спа, - заливался мэр, явно приступая к неисчерпаемой теме, - очень гордимся нашим старым театром "Ройял", которому насчитывается почти двести лет и который связан с величайшими актерами и актрисами своего времени. Мы не жалели ни времени, ни сил, да, ни денег, чтобы сохранить этот славный старый театр, в том числе и вот эту старую Зеленую Комнату, в надлежащем виде, чтобы сохранить все, что возможно, как напоминание о том, что это один из самых старых театров в стране. Многие считают его лучшим театром за пределами Лондона. Ну, а мы-то точно знаем, что это так и есть.

    Снова смех, аплодисменты. Справедливо, подумал Чиверел; прекрасный старый театр, один из лучших в своем роде, а Зеленая Комната просто уникальна и заслуживает большего, чем случайное упоминание в речи мэра. Очаровательная старая комната; если бы только вымести отсюда весь этот идиотский прием.

    - Итак, - сказал мэр, - леди и джентльмены, приехавшие сюда поразвлекать нас, просим принять наши лучшие пожелания вашему спектаклю, а вам - приятного времяпрепровождения, чтобы вы захотели приехать еще раз. - Новые аплодисменты. Очевидно, это было все, что имел сказать мэр. И если Чиверел собирался войти и держать ответную речь, то сейчас было самое время. Но он не двинулся с места.

    - Леди и джентльмены, - это был, кажется, голос коротышки Отли, директора театра, - поскольку мистер Чиверел задерживается, я попрошу мисс Паулину Фрэзер, ведущую актрису труппы "Стеклянной двери", ответить от его имени.

    Ну что же, Паулина сделает это как нельзя лучше своим прелестным - "дорогие-зрители-позвольте-поблагодарить-вас" - голоском, со скромной миной на лице, но озорно сверкающими глазами; само очарование - блестящая, отлично одетая... Да, вот и ее голос - здесь, в сумраке за дверью, он звучал нестерпимо фальшиво.

    - ...Должна извиниться за отсутствие мистера Чиверела... знаю, как он будет огорчен, что пропустил эту чудесную встречу... Все мы в труппе высоко ценим выпавшую нам честь играть в вашем прекрасном старом театре... - Раздались аплодисменты остальных участников труппы, аккуратные и профессиональные. Паулина продолжала: - Мы все слышали и читали о знаменитом старом театре "Ройял" в Бартон-Спа и об этой старой Зеленой Комнате, которую вы сохранили с такой удивительной бережностью. В ней есть своя, особая атмосфера, просто чудесная, хотя временами и кажется, что тут должны водиться привидения.

    Ее слова, разумеется, вызвали несколько смешков; но это как раз правда, подумал Чиверел. До сих пор он был слишком занят пьесой и успел только беглым взглядом окинуть Зеленую Комнату, но даже тогда он почувствовал ее особую атмосферу. А сегодня вечером он, наверное, мог бы ощутить эту атмосферу полнее и глубже, если бы только его оставили здесь одного на час или два, Но, вероятно, сейчас он был потому восприимчивее к ней, что стоял в этом буром сумраке, как на старой картине, покрытой толстым слоем лака, и в сумраке, обступавшем его со всех сторон, сам был похож на привидение.

    - В вашем старом театре, куда мы привезли новейшую пьесу, которую сегодня должны еще раз прорепетировать, - воскликнула Паулина, как всегда, с безупречной дикцией, - поэтому я надеюсь, что никто не налегал на коктейли слишком усердно... - Искусно рассчитанная пауза для смеха, который не замедлил последовать. - Итак, я хотела сказать, что в вашем старом театре я вновь почувствовала, какая удивительная вещь Театр. - Тут ее понесло, и оркестр зазвучал во всю мощь. - Всегда он не то что прежде, всегда при последнем издыхании, но каким-то образом он всегда воскрешает свое очарование и обретает новую жизнь - может быть, просто потому, что в нем есть и теплота, и человечность, и глупость, и красота, как и в самом человеке. Да, просто потому, что он бесконечно близок нашему сердцу. Вот почему мы так счастливы и горды, что служим Театру. И так счастливы и горды, что находимся здесь. Большое спасибо.

    Раздались аплодисменты. Тогда он вошел, аплодируя вместе со всеми, но ленивее прочих и с некоторой иронией. В Зеленой Комнате, набитой до отказа, было светло и жарко; пахло как в обезьяннике; он почувствовал, что сморщивается, коченеет, высыхает и стареет, что он уже не пятидесятилетний драматург, а таоистский отшельник, почти такой же древний, как и его пещера среди далеких голубых холмов. Может быть, его никто и не заметит - оттого что сумрак совсем размыл его. А здесь так много увесистой плоти, к тому же еще пропитанной мартини.

    Коротышка Отли, который был за распорядителя, слегка подвыпивший и порозовевший, но все замечавший, увидел его первым.

    - Мистер Чиверел! - вскричал он, бросаясь ему навстречу.

    Паулина, одетая в черное, высокая и красивая, под летела к Чиверелу, забыв, что половина Бартон-Спа все еще здесь:

    - Мартин, негодник! Ты подслушивал!

    Раздались смешки, еще аплодисменты, возгласы "Просим!", и Отли поднял руку.

    - Мистер Чиверел, - объявил он, - пришел как раз тогда, когда пить уже поздно, но еще не поздно сказать несколько слов. Итак, мистер Мартин Чиверел.

    Пятьдесят или шестьдесят пар глаз - одни круглые, другие прищуренные, но во всех - ожидание... Что же делать - выдать им полминуты пустопорожней болтовни или прямо высказать все, что он думает, - проглотят, как миленькие, даже если им не понравится. Он взглянул на них растерянно и в то же время иронически. Ну ладно, пусть получат свое - _они же всегда готовы хорошо посмеяться_. На это уйдет больше сил, чем он должен расходовать; чтобы просто стоять здесь под их взглядами, и то требовалось огромное усилие, но он призвал на помощь Старую Гвардию, как ему уже не раз приходилось делать последнее время; после этого он заговорил - спокойным и уверенным тоном почетного гостя.

    - Я имел удовольствие слышать прелестную речь мисс Фрэзер, - сказал он после обычных реверансов в сторону мэра и именитых граждан города. - И, мне кажется, едва ли должен извиняться за свое опоздание. Мисс Фрэзер ответила от имени всех нас гораздо лучше, чем это смог бы сделать я. - "Пока неплохо; а теперь сотрем с их лиц этот слегка остекленевший взгляд". - Но я не могу согласиться с тем, что она говорила о Театре. У меня появились серьезные сомнения в том, что Театр способен обрести новую жизнь и былое очарование. "Стеклянная дверь", премьеру которой мы здесь покажем, - это последняя из написанных мною пьес и, вполне возможно, последняя моя пьеса вообще.

    Это вызвало шум - кое-где удавленное и испуганное перешептывание, а кое-где просто шум. Ни то, ни другое гроша ломаного не стоит. Но он успел заметить, что Паулина нахмурила брови. Бедняжка Паулина!

    - И может быть, мне следует предупредить вас, - продолжал он, надеясь, что говорит как нельзя более непринужденно, - после всех этих разговоров о сердечной теплоте и готовности хорошо посмеяться предупредить, что "Стеклянная дверь" - это серьезная попытка рассказать о мире, каков он есть, и о людях, каковы они на самом деле, вследствие чего она может показаться вам мрачной и довольно неприятной пьесой - совсем не такой, как вы ожидали. На этот случай я заранее прошу вас принять мои сожаления. - Он старательно улыбнулся им, но вместо улыбки получилась натянутая, сухая, словно пергаментная, усмешка. - И позвольте заверить вас, господин мэр, - заключил он с фальшивой мягкостью и теплотой, - что мы высоко ценим ваш прекрасный старый театр и дружеское гостеприимство, с которым вы нас приняли. Благодарю вас.

    На этом после нескольких неуверенных хлопков прием и закончился. Официанты начали убирать со столов; горожане потекли к одному выходу, актеры - к другому; Отли представил Чиверела мэру, который оказался не усатым торговцем скобяным товаром, а гладко выбритым галантерейщиком. Чувствуя, что он просто обязан это сделать, Чиверел проводил Отли, мэра и его охрану и свиту до конца коридора, который вел к главному входу. Это была нелегкая работа, настоящая епитимья, потому что Чиверел отчаянно устал и мечтал поскорее сесть. "Боже, - мысленно взмолился он, - пошли мне глубокое кресло и никаких людей". Тем временем откуда-то вынырнула женщина с попугаичьим лицом из числа тех поклонниц, которые превращают жизнь знаменитости в пытку. Она сказала Чиверелу, что его пьесы всегда были счастьем ее жизни; однако, неся эту мерзкую чепуху, она не переставала подозрительно буравить его маленькими глазками, точно озлобленный неудачами сыщик.

    - Вы знаете эту женщину? - спросил он Отли, когда они наконец отделались от нее.

    - Нет, мистер Чиверел, хотя я тут знаю чуть не каждого.

    - Ничего удивительного. С некоторых пор мне кажется, что они и не люди вовсе. - Он печально посмотрел на коротышку Отли. - Я думаю, это исчадия ада, - прошептал он и побрел обратно в Зеленую Комнату.
2


    Официанты - из театрального буфета и приглашенные - сделали свое дело быстро и аккуратно. Никаких следов только что закончившегося приема уже не было видно. Зеленая Комната стала почти прежней, мрачноватой, но изысканной Зеленой Комнатой. В ней тесной кучкой стояли три человека - три его ведущих актера: Паулина Фрэзер, высокий Джимми Уайтфут, похожий на гвардейского офицера, которым он и вправду когда-то был, и старый Альфред Лезерс, семидесяти с лишним лет, грузный, совершенно седой и имевший потрепанный и смешной вид, какой бывает у боксеров, ушедших на покой, и у старых характерных актеров. Едва Чиверел вошел, они как-то сразу отодвинулись друг от друга, не сделав при этом ни одного сколько-нибудь заметного движения. Чиверел понял, что против него готовится заговор.

    Лезерс ухмыльнулся.

    - Ну как ты расстался с его милостью мэром?

    - Он считает, что я скромничаю, - беспечно ответил Чиверел. - Мне так и не удалось втолковать ему, что я говорил о пьесе вполне искренне.

    - Ну, я надеюсь, ты не слишком усердствовал.

    - Нет, - сказал Чиверел. - Мне надо сесть. - И он тяжело опустился в кресло. - Если хотите начинать первый акт, давайте. Я спущусь попозже. Ко мне тут должен прийти врач.

    - Мартин! - Паулина сразу же встревожилась.

    - Да нет, все в порядке. Ничего страшного. Старая история. Упало давление. Поэтому я и явился на этот проклятый прием к шапочному разбору.

    Паулина не успокоилась.

    - А у врача ты был?

    - Да. Он как будто человек толковый. Обещал принести какое-то зелье, которое должно мне помочь. И я буду в полном порядке. - Он взглянул на них с насмешливой улыбкой. - Вас можно принять за депутацию.

    - Ну что ж, дружище, пожалуй, можно считать и так, - примирительно сказал Лезерс.

    - Тогда выкладывай. - О боже! Он любил их всех троих. Паулина и славный старина Альфред были его давними друзьями, но сейчас он хотел бы, чтобы их унесло за тысячу миль, на какой-нибудь тихоокеанский остров. Или нет, пусть остаются здесь, а остров он взял бы себе. Он зажмурился, чтобы полюбоваться игрой воды в лагуне, потом широко открыл глаза.

    - Третий акт?

    Лезерс взглянул на двух остальных.

    - Видите, он знает.

    - Да, Мартин, - серьезно сказала Паулина. - Третий акт.

    Теперь слово взял Джимми Уайтфут.

    - Мы все почувствовали это несколько дней назад. Но притворялись даже друг перед другом, что ничего страшного не происходит.

    - А после сегодняшней утренней репетиции мы не можем больше так продолжать. - Паулина бросила на него безнадежный, но пылающий взгляд и с силой закончила: - Мартин, мы все ненавидим этот третий акт.

    - Это верно, дружище, - печально сказал Лезерс.

    - Не поздновато ли вы это заметили? - сухо, но беззлобно спросил Чиверел. - В понедельник у нас премьера.

    Паулина отмахнулась.

    - Да, но поскольку это ты... и потом, нам ведь и раньше случалось вносить изменения в последнюю минуту... так что еще время есть... - Она не договорила.

    - Время для чего? - спросил он мягко.

    - Для того, чтобы написать и отрепетировать другой финал - не такой циничный и горький и... и не такой безнадежный. Альфред, Джимми, ну скажите же ему... - И она отвернулась, явно расстроенная.

    - Она совершенно права, дружище, - сказал Лезерс необычайно торжественно. - Мое мнение - а уж мне-то полагается все знать, ведь я пятьдесят лет варюсь в этом котле, - мое мнение, что у них такой финал никогда не пройдет. Им это вообще не по зубам. А если ты стоишь на своем, тогда мы здесь провалимся.

    Чиверел воспринял это легко - он слишком устал, чтобы противостоять такому серьезному напору. Как все актеры вне сцены, они говорили с чрезмерной аффектацией, словно играли для верхнего яруса и галереи.

    - Может быть, ты и прав, Альфред. Но меня это не очень волнует. И в конце концов пусть будет великолепный провал, который никому из вас не причинит большого огорчения.

    - Постой, Мартин, - сказал дотошный Уайтфут. - Мы с Паулиной вовсе так не считаем. Мы думаем, что даже если пьеса пойдет, она не принесет людям добра. Люди пережили тяжелые времена, и они не хотят больше испытывать боли... и мы чувствуем то же самое...

    - А то, что твои персонажи говорят и делают, - неправда, - осуждающе перебила Паулина. - Я просто не верю им... Все это ложь.

    - Одну минуту, Паулина, - сказал он спокойно. - Ты вместе с остальными читала пьесу. Мы обсуждали ее.

    - Да, но тогда мы не понимали, каким безысходным и безнадежным будет третий акт. - Она решительно стояла на своем. - Ты-то, конечно, знал это. Но мы не знали. В конце пьесы между людьми не остается ни проблеска взаимопонимания... Каждый бормочет что-то, будто запертый в стеклянном шкафу...

    - Кстати, пьеса и называется "Стеклянная дверь", - напомнил он.

    - С таким же успехом ее можно было назвать "Стеклянный гроб"! - выкрикнула взбешенная Паулина.

    За этой репликой, которую бродвейский режиссер оценил бы как самую кассовую в спектакле, последовала пауза - пауза, определенно неловкая. Лезерс и Уайтфут переглянулись. Паулина, отнюдь не плакса, по-видимому, готова была разрыдаться; но она пересилила себя и сказала двум актерам:

    - Идите вниз и начинайте первый акт. Скажите Бернарду, что к своему выходу я буду на месте.

    - Хорошо, радость моя, - ответил Лезерс и вышел вместе с Уайтфутом, что-то громко мурлыча себе под нос, как он обычно делал в своих знаменитых комических сценах под занавес. Паулина села на маленький стул с прямой спинкой рядом с глубоким креслом Чиверела. Некоторое время она молчала и даже не смотрела на него. Но он смотрел на нее и думал о ней. Сколько ей лет теперь - сорок пять? Ей столько не дашь. Когда-то он пытался убедить себя и ее, что он в нее влюблен, но из этого ничего не вышло: они по самому своему существу были всего лишь коллегами и друзьями. Где-то был у нее муж, с которым она теперь не встречалась и о котором не вспоминала, и дети - мальчик и девочка, оба они еще учились в школе на средства Паулины; кроме того, она содержала мать и больную сестру, которая вечно находилась в клиниках. Отличная актриса, умная и добросовестная, быть может, слишком умная и добросовестная; быть может, ей не хватает какой-то искорки неожиданности, какого-то намека на неведомые измерения бытия, но она вполне стоит своих семидесяти пяти фунтов в неделю. Темноволосая, красивая, одаренная, и нет в ней этих отвратительных капризов, за которые проклинают стольких актрис. Он очень ценил ее и по-своему был к ней привязан. Но он знал, хоть и ненавидел себя за это, что томящий холод, подобно арктическому безмолвию сковавший его душу, неподвластен ее влиянию; она вроде бы не существовала для него; слова и поступки ее бессильны были растопить этот лед. Короче говоря, когда она смотрела на него вот как сейчас, сквозь слезы, он не видел ее. И каким предательством это было по отношению к верному коллеге, преданному другу!

    - Ну что, Паулина?

    Внешне она была спокойна, но волнение еще не прошло, и голос ее чуть дрожал.

    - Дело не только в том, что пьеса провалится или причинит людям боль и сделает их жизнь еще тяжелее, такой конец - неправда. И это совсем не ты, Мартин.

    - Вот тут ты ошибаешься. Это именно я. И я верю, что это правда. - Он помолчал. - Ты недовольна тем, что в конце пьесы между моими персонажами исчезает взаимопонимание. Но ведь так оно и в жизни, детка. Никакого взаимопонимания, разобщенность. Все бормочут и строят рожи за стеклянными дверьми.

    - Нет, - сказала она, - в жизни все иначе.

    В ответ он чуть было не предложил ей взглянуть на себя и на него - когда-то почти любовники, в течение многих лет коллеги и верные друзья, а теперь - непонимание, разобщенность: стеклянная стена. Но он удержался и выбрал другой путь.

    - Я не собираюсь обкладывать зрителя грелками и давать ему снотворное...

    - Никто тебя и не просит, - резко оборвала она.

    - Пусть их проберет дрожь, пусть они потеряют сон и хоть один раз в виде исключения задумаются, прежде чем опять жечь и взрывать друг друга...

    - А они вполне могут взяться за старое, если жизнь такова и только такова...

    - Хорошо, пусть их. - Теперь он не устоял перед искушением порисоваться. - Но этот безнадежный финал, который ты так ненавидишь, - это мой прощальный дар нашему уютному, раскрашенному дому терпимости, Театру - милому, теплому, глупому, славному Театру с его вечным очарованием, о котором ты рассказывала мэру и муниципалитету...

    Рассерженная, она вскочила на ноги.

    - Перестань издеваться. Это была не фраза. Я говорила то, что думала.

    - Я тоже думаю то, что говорю. Открою тебе секрет, Паулина. Примерно через час мне должен звонить из Лондона Джордж Гэвин, и десять против одного, что он предложит мне совместное владение и руководство тремя лучшими театрами Вест-Энда...

    Она сразу оживилась.

    - Ты же всегда этого хотел.

    - Хотел когда-то. Но это пришло слишком поздно, как и многое другое. Когда нет ни идеала, ни подлинного взаимопонимания, ни...

    - Да провались оно, твое взаимопонимание! Ты же не откажешься от его предложения?

    Чиверел ухмыльнулся. Порисоваться еще? Нет, это дешевка; но он должен был доставить себе какое-то удовольствие напоследок перед уходом в бескрайнюю холодную пустыню своего внутреннего мира.

    - Вот именно откажусь. Со множеством благодарностей. Я же сказал тебе, что с этим покончено.

    Она с ужасом смотрела на него, потому что они не раз часами говорили о том, что было бы, если бы представилась такая возможность.

    - Мартин, я не верю.

    - Это правда, - сказал он на этот раз твердо и спокойно. - Я по-прежнему буду писать, может быть, киносценарии - время от времени, ради денег, - но для Театра больше писать не буду. Впрочем, это неважно, потому что Театр, каким мы его знаем, долго не просуществует. Прежнее волшебство потеряло силу. Да, я знаю, я слышал твои слова: он всегда при последнем издыхании. Но не забывай, что даже самые упрямые больные в конце концов поворачиваются лицом к стене. И, по-моему, сейчас в жизни Театра как раз такой момент.

    - И тебя это нисколько не волнует?

    - В какой-то мере волнует. Но не слишком.

    К его удивлению, однако, она восприняла это вполне хладнокровно. Только посмотрела на него долгим задумчивым взглядом, как смотрят на больных.

    - Сейчас тебя вообще мало что волнует? - спросила она.

    - Да. Я сделал почти все, что я хотел сделать...

    - Нет, не все. Ты не сделал главного - того, что должен был и действительно хотел сделать...

    Чиверел поднял брови.

    - Что же я хотел сделать?

    - Бежать из своей внутренней тюрьмы, - сказала она резко. - Разбить стеклянную дверь, которую ты соорудил для себя.

    - Этого не в силах сделать никто из нас, - ответил он, пожалуй, слишком категорично.

    - Откуда тебе знать? Ты еще даже самого себя не знаешь. - Она помолчала, печально взглянула на него и тихо добавила: - Я знаю, что тебе плохо, Мартин, ты устал и выдохся, - может быть, мне не стоит говорить дальше...

    - Продолжай, - сказал он мрачно. - Я выдержу.

    - Не знаю. Ты усталый, больной человек, Мартин.

    - О боже! - почти закричал он в раздражении. - Ты скоро посадишь меня в инвалидную коляску! Говори, в чем дело?

    - Дело в том, Мартин, - и я давно хотела тебе сказать это, - что ты развращен успехом. Ты получил слишком много, и все досталось тебе слишком легко. И поскольку тебе не для чего - и не для кого - работать, бороться, не о чем и не о ком заботиться, ты заскучал, стал циничным и желчным, замкнулся в себе самом и вообразил, что знаешь о жизни все.

    Он задумался над ее словами и пришел к выводу, что она совершенно не права. Что-то с ним не так, но дело совсем в другом. Ему пятьдесят, и он лет на пятнадцать старше тех, к кому можно отнести сказанное ею. Умные набалованные молодые люди - вот кто скучает, становится циничным и желчным. Он был далек от таких глупостей; но он не осуждал Паулину за то, что она этого не понимала. Он чувствовал невероятное, безмерное утомление и одиночество, словно вся его энергия, весь интерес к жизни куда-то улетучились. Может быть, одна какая-нибудь железа перестала нормально работать и нарушила баланс в организме. А может быть, весь механизм износился. Но не было смысла углубляться в эту тему с Паулиной, поэтому он просто проворчал, что он счастливчик и знает, что многим беднягам не так везло, как ему...

    - Нет, нет! - воскликнула Паулина. - В том-то и дело. Вот где ты обманываешь себя, Мартин. Другие тут ни при чем. Это все ты, ты. Ты вообразил, что у тебя все уже в прошлом, что ждать больше нечего, поэтому от всего тебя воротит. И ты изобретаешь сложные теории, чтобы объяснить это. Разобщенность! Стеклянные двери!

    - Не думаю, чтобы это было правдой, - сказал он мирно. Он отлично знал, что это неправда. - Но, предположим, ты права. Что же дальше? Вот я. Как я могу измениться?

    Она с озадаченным видом посмотрела на него и жалобно проговорила:

    - Я не знаю. Если бы это пришло откуда-то изнутри, из глубины... Но я не думаю, что это придет вообще, потому что ты надежно изолирован и защищен своей искушенностью и опытностью. - Она взглянула на него. - Но где-то за всей этой искушенностью и опытностью, скукой и желчностью живет совсем молодой, сбитый с толку и разочарованный человек... и одинокий... потому что ему не с кем поговорить - он заперт там один. Я поняла это десять лет назад, когда нам казалось, что мы влюблены друг в друга. И я старалась добраться до него, чтобы его ободрить, но не смогла - или ты не позволил мне, - и оттого все пошло вкривь и вкось. Ах, проклятье! - Слово вырвалось у нее потому, что она не хотела плакать, но вдруг обнаружила, что плачет. Она отвернулась, стараясь взять себя в руки. А Чиверел подумал, что голова ее как-то нелепо раскачивается из стороны в сторону, и тут же мысленно обругал себя за бесчувственность. Бедная Паулина.

    - Прекрасная теория, моя дорогая, - сказал он мягко. - Но даже если бы это было правдой, тут, по-видимому, ничего не поделаешь.

    - Я знаю. Это безнадежно. До того, другого Мартина Чиверела, который заперт там... один, можно добраться только чудом.

    - А чудес не бывает. - Он немного помолчал. - И ты еще осуждаешь меня за то, что в конце моей пьесы все оказываются как бы за стеклом и яростно жестикулируют, но их никто не понимает...

    - Нет, я не осуждаю тебя, - сказала она устало, словно они спорили уже многие годы. - И я не стану больше ничего говорить. Ты не изменишь этот безнадежный страшный третий акт. Ты уйдешь из Театра...

    - Который все равно умирает, - заметил он.

    Она повернулась к нему, вспыхнув от негодования.

    - Конечно, он умрет, если такие люди, как ты, покидают его. - Затем она продолжала прежним тоном. - Но сейчас я думаю о тебе: вот ты перестал писать по-настоящему, а просто убиваешь время, стареешь, становишься черствым... и жалким.

    Актерская дверь медленно, со скрипом отворилась, и Альфред Лезерс просунул голову в щель. Паулина поспешно отвернулась.

    - Прости, что помешал, дружище, - сказал Лезерс, - но мы чертовски прочло застряли на этой телефонной сцене из первого акта. У Бернарда появилась идея сделать купюру. Может, ты спустишься на минутку и посмотришь?

    Чиверел сказал, что спустится, и Лезерс исчез. Проходя мимо Паулины, все еще подавленной, Чиверел потрепал ее по плечу.

    - Прости, Паулина. Не стоит так расстраиваться. Скоро твой выход. - И он пошел вниз на сцену.
3


    Пока Чиверел был внизу, где сначала обсуждал предложенную Бернардом купюру, а потом трижды смотрел, как актеры прогоняют новый вариант телефонной сцены, в Зеленой Комнате случилось одно происшествие, о котором впоследствии Паулина подробно ему рассказала. Она решила задержаться там на две-три минуты, чтобы не показываться остальным в таком виде. Она тронула карандашом веки, напудрилась и, не совсем еще придя в себя, закурила сигарету. Она впервые оказалась одна в Зеленой Комнате. Это была старинная комната, довольно большая, обшитая темным деревом, со множеством портретов по стенам. Там стояли два высоких застекленных шкафа, полные костюмов, мелкой бутафории и разных безделушек, превратившихся теперь в театральные реликвии. Это подобие музея должно было бы придавать комнате безопасный и достаточно унылый вид. Но Паулина вовсе не ради смеха сказала в своей речи, что здесь водятся привидения. В этой мрачноватой, далекой комнате не было окон, и теперь, когда Паулина осталась одна, вся атмосфера, не зловещая и угрожающая, но словно насыщенная какой-то невидимой тайной жизнью, угнетала ее. Закурив сигарету, Паулина попыталась сосредоточиться на Мартине Чивереле и забыть, что она в Зеленой Комнате, но безуспешно. Она уже хотела уйти, вернее, обратиться в бегство, как вдруг снаружи послышались голоса, и дверь распахнулась.

    В комнату влетела девушка, за ней с негодующими возгласами следовал встревоженный Отли. Девушка была растрепанная, в коротком коричневом пальтишке из твида и темно-зеленых спортивных брюках, и Паулина сразу поняла, что это актриса.

    - Ах! - разочарованно вскричала девушка, оглядевшись по сторонам. - Его здесь нет. - Она с трудом переводила дыхание.

    - Теперь вы видите, - сказал Отли, чье круглое красное лицо выражало глубочайшее неодобрение, - что все это ни к чему! Постыдились бы врываться подобным образом. Что бы это было, если бы все стали вести себя так, как вы?

    

... ... ...
Продолжение "Дженни Вильерс" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Дженни Вильерс
показать все


Анекдот 
- Да, иногда жалеешь, что твой друг не был большой свиньей, - говорил Винни-Пух, доедая Пятачка.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100