Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Нотомб, Амели - Нотомб - Дрожь и оцепенение

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Нотомб, Амели
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Амели Нотомб. Дрожь и оцепенение

---------------------------------------------------------------

© Copyright Amelie Nothomb "Stupeur et tremblements"

© Copyright Alexandra Tchourakova, перевод с французского

Date: 23 Jul 2002 (переработанная версия перевода)

---------------------------------------------------------------



     Гран-При Французской Академии за лучший роман 1999 года.


     Господин Ганеда был начальником господина Омоши, который в свою очередь был начальником господина Саито, который являлся начальником мадемуазель Мори, которая была моей начальницей. Я же не была начальником ни у кого.

     Можно было сказать и по-другому. Я была подчиненной мадемуазель Мори, которая была подчиненной господина Саито, и так далее, с одним уточнением, что распоряжения, двигаясь сверху вниз, могли перепрыгивать иерархические ступени.

     Таким образом, в компании Юмимото я была в подчинении у всех.


     8 января 1990 года лифт выплюнул меня на последнем этаже здания Юмимото. Окно в конце холла притянуло меня, словно разбитый иллюминатор самолета. Далеко, очень далеко был город -- так далеко, как будто я там никогда не бывала.

     Я даже не подумала о том, что следовало предупредить о своем приходе в приемной. Честно говоря, у меня в голове не было ни единой мысли, ничего, кроме очарования пустоты за оконным стеклом.

     Хриплый голос сзади произнес мое имя. Я повернулась. Маленький, худой, некрасивый мужчина лет пятидесяти недовольно смотрел на меня.

     - Почему вы не предупредили администратора о своем приходе? -- спросил он.

     Я не знала, что ответить, и промолчала. Потом сгорбилась, понимая, что за десять минут, не произнеся ни слова, уже произвела дурное впечатление в день моего поступления на работу в компанию Юмимото.

     Мужчина сказал, что его зовут господином Саито. Он провел меня через бесконечные огромные офисы, по дороге представляя несметному числу людей, чьи имена я забывала по мере того, как он их называл.

     Затем он ввел меня в кабинет, где располагался мой начальник господин Омоши, огромный и устрашающий, всем своим видом подтверждавший звание вице-президента.

     Потом господин Саито показал мне на одну дверь и с торжественным видом объявил, что за ней находится господин Ганеда, президент. Само собой разумеется, нечего было и помышлять о встрече с ним.

     Наконец, он проводил меня в огромную комнату, где работало около сорока человек. Он указал мне мое место, находившееся прямо напротив моей непосредственной начальницы мадемуазель Мори. Она была на совещании и должна была встретиться со мной после обеда.

     Господин Саито кратко представил меня всему собранию. После чего спросил меня, люблю ли я преодоление трудностей. Было ясно, что я не имела права ответить отрицательно.

     - Да, - сказала я.

     Это было первое слово, произнесенное мной в стенах компании. До сих пор я ограничивалась кивком.

     "Трудность", предложенная мне господин Саито, состояла в принятии приглашения некоего Адама Джонсона поиграть с ним в гольф в следующее воскресенье. Мне нужно было написать этому господину письмо по-английски, чтобы сообщить ему об этом.

     - Кто такой Адам Джонсон? -- имела я глупость спросить.

     Мой начальник безнадежно вздохнул и не ответил. Было ли нелепым не знать, кем был господин Джонсон, или же мой вопрос был бестактен? Я никогда этого не узнала, как и не узнала того, кто такой Адам Джонсон.

     Задание показалось мне простым. Я села и написала сердечное письмо: господин Саито был счастлив поиграть в гольф в будущее воскресение с господином Джонсоном, и посылал ему уверения в своей дружбе. Потом я отнесла письмо шефу.

     Господин Саито прочел мою работу, презрительно вскрикнул и порвал листок:

     - Начните заново.

     Я подумала, что была слишком любезной и фамильярной с Адамом Джонсоном, и составила холодный и отстраненный текст: господин Саито подчиняется воле господина Джонсона и согласно его желанию, поиграет с ним в гольф.

     Мой начальник прочел, презрительно вскрикнул и снова все порвал:

     - Начните заново.

     Мне захотелось спросить, что здесь не так, но было ясно, что мой шеф не выносил вопросов, как уже показала его реакция на мою попытку выяснить личность получателя. А значит, я должна была сама догадаться, как следует обращаться к таинственному Адаму Джонсону.

     Я просиживала часами за составлением посланий этому игроку в гольф. Господин Саито придавал ритм моей работе, всякий раз разрывая лист без каких-либо объяснений, кроме тех вскрикиваний, которые повторялись как припев. Мне приходилось с каждым разом изобретать новую формулировку.

     В этом упражнении что-то было: "Прекрасная маркиза, глядя в ваши красивые глаза, я умираю от любви", фраза не лишена остроумия. Я подвергала грамматические категории мутации: "А что если Адам Джонсон станет глаголом, будущее воскресенье подлежащим, игрок в гольф дополнением, а господин Саито наречием? Будущее воскресенье согласно прийти господинсаитно адамджонсовать игрока в гольф. Получи, Аристотель!"

     Я здорово развлекалась, когда мой начальник остановил меня. Он порвал энное письмо и сказал, что пришла мадемуазель Мори.

     - Сегодня после обеда вы работаете с ней. А пока принесите мне кофе.

     Было уже 14 часов. Мои эпистолярные гаммы настолько поглотили меня, что я не подумала сделать ни малейшего перерыва.

     Поставив чашку на стол господина Саито, я повернулась. Ко мне направлялась высокая, долгая словно лук, девушка.


     Всегда, когда я думаю о Фубуки, я представляю японский лук выше человеческого роста. Потому я и нарекла это предприятие "Юмимото", что означало "лук и компания".

     И когда я вижу лук, я снова думаю о Фубуки, ростом выше любого мужчины.


     - Мадемуазель Мори?

     - Зовите меня Фубуки.

     Я уже не слушала того, что она говорила мне. Мадемуазель Мори была ростом один метр восемьдесят сантиметров, рост, которого редко достигал японский мужчина. Она была восхитительно стройна и грациозна, несмотря на японскую несгибаемость, которой ей пришлось принести себя в жертву. Но более всего меня ошеломило великолепие ее лица.

     Она разговаривала со мной, я слышала звук ее мягкого интеллигентного голоса. Она показывала мне папки, объясняла, о чем шла речь, улыбалась. Я не замечала, что не слушаю ее.

     Затем, она предложила мне прочесть документы, которые приготовила на моем столе, стоящем напротив ее собственного, и принялась за работу. Я послушно листала бумажки, которые она дала мне просмотреть. Речь шла о регламентах и перечнях.

     От вида ее лица в двух метрах передо мной у меня захватывало дух. Ее опущенные над цифрами веки мешали ей увидеть, что я ее изучала. У нее был самый красивый в мире нос, японский нос, этот неповторимый нос с тонкими деликатными ноздрями, узнаваемыми среди тысяч. Не каждый японец обладает таким носом, но если кто-нибудь имеет такой нос, он может быть только японского происхождения. Если бы у Клеопатры был такой нос, география планеты претерпела бы серьезные изменения.


     К вечеру было бы мелочным полагать, что ни одно из моих знаний, благодаря которым меня приняли на работу, не послужили мне. В конце концов, я хотела работать на японском предприятии, и я добилась своего.

     Первый день на работе показался мне восхитительным. Последующие дни подтвердили это впечатление.

     Я все еще не понимала, какова была моя роль на этом предприятии, мне было все равно. Кажется, на господина Саито мое присутствие действовало угнетающе, но меня это не волновало. Я была очарована своей коллегой. Ее дружба казалась мне более чем достаточным предлогом для того, чтобы оставаться по десять часов подряд в стенах компании Юмимото.

     Матово-белый цвет ее лица был в точности таким, о котором говорил Танидзаки*. Фубуки в совершенстве воплощала японскую красоту, ошеломительным исключением являлся лишь ее рост. Ее лицо было сродни "гвоздике древней Японии", символу благородной девушки прошедших времен, венчавшее ее долгий силуэт, ему было суждено царить над миром.


     Юмимото была одной из самых крупных компаний мира. Господин Ганеда руководил отделением Импорта-Экспорта, который покупал и продавал все, что существовало на планете.

     Импортно-экспортный каталог Юмимото был титанической версией книги Превера: от финского эмменталя* до сингапурской соды, мимоходом через канадское оптическое волокно, французские шины и тоголезский джут, все было охвачено каталогом.

     Деньги в Юмимото превосходили человеческое воображение. Начиная с некоторого нагромождения нулей, суммы покидали мир чисел, чтобы войти в область абстрактного искусства. Я спрашивала себя, существовал ли в компании индивидуум, способный обрадоваться выигрышу в сто миллионов йен или оплакивать потерю этой же суммы.

     Служащие Юмимото, так же, как и нули, приобретали свое значение, только стоя позади других цифр. Все, кроме меня, потому что я не достигала даже значения нуля.

     Шли дни, а от меня до сих пор не было никакой пользы. Меня это совершенно не беспокоило. У меня было впечатление, что обо мне забыли, и в этом была своя прелесть. Сидя за своим столом, я читала и перечитывала документы, которые Фубуки предоставила в мое распоряжение. Они были чудовищно неинтересны, за исключением одного, в котором перечислялись служащие Юмимото: там были вписаны фамилии, имена, дата и место рождения.

     Сами по себе эти сведения не содержали ничего завораживающего. Но когда голоден, то и краюшка хлеба выглядит аппетитно: в состоянии бездействия и поста, в котором находился мой мозг, этот список показался мне столь же пикантным, как какой-нибудь журнал скандалов. По правде говоря, это было единственным документом, который я понимала.

     Чтобы иметь вид работающего человека, я решила заучить список наизусть. В нем было около сотни имен. Большинство служащих состояло в браке и являлось отцами и матерями семейств, что усложняло мою задачу.

     Я зубрила, моя голова раз за разом склонялась над папкой, потом поднималась для того, чтобы я могла повторить про себя. Когда я поднимала голову, то каждый раз видела Фубуки, сидевшую напротив.


     Господин Саито больше не просил меня писать писем Адаму Джонсону, да и никому другому. Впрочем, он не просил меня ни о чем, кроме того, чтобы принести ему кофе.

     Нет ничего более естественного для того, кто впервые работает в японской фирме, чем начинать с ошакуми -- "почтенной чайной церемонии". Я отнеслась к этой обязанности тем более серьезно, поскольку это было единственным делом, порученным мне.

     Очень быстро я узнала привычки каждого: черный кофе господину Саито в восемь тридцать. Господину Унадзи кофе с молоком и двумя кусочками сахара в десять часов. Господину Мидзуно стакан кока-колы через каждый час. Господину Окада английский чай, слегка разбавленный молоком, в семнадцать часов. Для Фубуки -- зеленый чай в девять часов, черный кофе в двенадцать часов, зеленый чай в пятнадцать часов и завершающий черный кофе в девятнадцать часов. Каждый раз она благодарила меня с обворожительной вежливостью.


     Это скромное занятие оказалось первым шагом в череде моих неудач.

     Однажды утром господин Саито объявил мне, что вице-президент принимал в своем офисе важную делегацию из дружественной фирмы:

     - Кофе на двадцать персон.

     Я вошла к господину Омоши со своим большим подносом и исполнила все наилучшим образом: я подавала каждую чашку с подчеркнутым смирением, бормоча самые изысканные фразы, опуская глаза и кланяясь. Если бы существовал орден за заслуги в ошакуми, я по праву могла претендовать на него.

     Несколько часов спустя делегация удалилась. А потом раздался грохочущий голос огромного господина Омоши:

     - Саито-сан!

     Я увидела, как господин Саито подскочил и, мертвенно побледнев, побежал в логово вице-президента. За стеной раздались вопли толстяка. Нельзя было понять, о чем шла речь, но видимо это было что-то не слишком приятное.

     Господин Саито вышел с искаженным лицом. Я почувствовала глупый прилив нежности к нему, думая о том, что его вес составлял третью часть от веса его противника. И тут он сердито позвал меня.

     Я последовала за ним в пустой кабинет. Он заговорил со мной, заикаясь от гнева:

     - Вы поставили в глубочайше неловкое положение делегацию дружественной фирмы! Вы подавали кофе, выражаясь такими фразами, как будто вы владеете японским в совершенстве!

     - Но я не так уже плохо им владею, Саито-сан.

     - Замолчите! По какому праву вы защищаетесь? Господин Омоши очень сердит на вас. Вы создали отвратительную атмосферу на совещании сегодня утром. Как наши партнеры могли чувствовать себя доверительно в присутствии белой, которая понимает их язык? С этого момента вы больше не говорите по-японски.

     Я посмотрела на него с удивлением:

     - Простите?

     - Вы больше не знаете японского языка. Ясно?

     - Но, в конце концов, компания Юмимото наняла меня именно за знание вашего языка!

     - Мне все равно. Приказываю вам больше не понимать японского.

     - Это невозможно. Никто не смог бы подчиниться подобному приказу.

     - Всегда есть возможность подчиниться. Это то, что западные умы должны были бы понять.

     "Ах, вот вы о чем", подумала я прежде чем ответить:

     - Вероятно, японский мозг способен заставить себя забыть какой-то язык. Западный мозг не имеет такой возможности.

     Этот необычный аргумент показался господину Саито вполне приемлемым.

     - Все же попытайтесь. По крайней мере, сделайте вид. Я получил распоряжение на ваш счет. Итак, решено?

     Тон был сухим и резким.

     Вероятно, когда я вернулась в свой кабинет, у меня было такое вытянутое лицо, что Фубуки посмотрела на меня мягко и взволнованно. Я долго чувствовала себя подавленной, размышляя как поступить.

     Самым логичным было бы написать заявление об уходе. Однако, я не могла решиться на это. В глазах жителя запада в этом не было ничего бесчестящего, в глазах же японца это означало потерять лицо. Я работала в компании от силы месяц. Однако, контракт был подписан на год. Уйти через столь короткое время, значило покрыть себя позором в их глазах, также как и в моих.

     Тем более, что у меня не было никакого желания уходить. Все-таки мне стоило кое-каких усилий быть принятой на работу в эту компанию: я изучила токийскую административную лексику, прошла тесты. Конечно, мои амбиции не простирались до того, чтобы сделаться великим полководцем международной торговли, но я всегда хотела жить в стране, перед которой преклонялась со времен первых идиллических воспоминаний, которые хранила с раннего детства.

     Я решила остаться.

     Но для этого я должна была найти средство выполнить приказ господина Саито. Я прозондировала свой мозг в поисках возможных залежей амнезии: не было ли каких-нибудь темных пещер в моей нейронной крепости? Увы, здание имело сильные и слабые стороны, башни и трещины, ямы и рвы, но ничего, что позволило бы мне похоронить язык, который ежедневно был у меня на слуху.

     Если я не могла его забыть, то можно ли было, по крайней мере, его утаить? Если сравнить речь с лесом, можно ли было за французскими буками, английскими липами, латинскими дубами и греческими оливами спрятать гигантские японские криптомерии, которые в данном случае имели самое подходящее название?

     Мори, фамилия Фубуки, означала "лес". Потому ли я смотрела на нее такими растерянными глазами? Я заметила, что она тоже смотрит на меня вопросительно.

     Она поднялась и сделала мне знак следовать за ней. В кухне я рухнула на стул.

     - Что он вам сказал? -- спросила она меня.

     Я открыла свое сердце. Мой голос дрожал, я чуть не расплакалась. Теперь я не смогла сдержать опасных слов:

     - Я ненавижу господина Саито. Он дурак и подлец.

     Фубуки слегка улыбнулась:

     - Нет. Вы ошибаетесь.

     - Конечно. Вы добрая, вы не видите дурного. В конце концов, чтобы отдать подобное распоряжение можно быть только...

     - Успокойтесь. Приказ исходил не от него. Он передал вам распоряжение господина Омоши. У него не было выбора.

     - В таком случае это господин Омоши...

     - Этот человек далеко не простой, - оборвала она меня. - Что вы хотите? Он вице-президент. Здесь ничего не поделаешь.

     - Я могла бы поговорить об этом с господином Ганеда. Что он за человек?

     - Господин Ганеда замечательный человек. Очень умный и добрый. Увы, об этом не может быть и речи, чтобы вы пошли жаловаться ему.

     Она была права, я это знала. Двигаясь вверх по течению, было недопустимо перескочить хотя бы один иерархический эшелон -- тем более таким образом. Я имела право обращаться только к моему непосредственному руководителю, которым была мадемуазель Мори.

     - Вы мое единственное спасение Фубуки. Я знаю, что вы мало, что можете сделать для меня. Но я благодарю вас. Ваша простая человечность мне так помогает.

     Она улыбнулась.

     Я спросила, какова была идеограмма ее имени. Она показала мне свою визитную карточку. Я посмотрела на канжи* и воскликнула:

     - Снежная буря! Фубуки означает "снежная буря"! Это очень красивое имя.

     - Я родилась во время снежной бури. Мои родители увидели в этом знамение.

     Я вспомнила список служащих Юмимото: "Мори Фубуки, родилась в Наре 18 января 1961 года..." Она была ребенком зимы. Я вдруг представила эту снежную бурю над величественным городом Нара* и его бесчисленными колоколами -- не было ли совершенно логичным то, что эта восхитительная девушка родилась в день, когда красота неба обрушилась на красоту земли?

     Она рассказала мне о своем детстве в Кансае. Я говорила ей о своем, оно началось в той же провинции, недалеко от Нары, в деревне Сюкугава, около горы Кабуто, - при воспоминании об этих мифологических местах слезы выступили у меня на глазах.

     - Как я рада, что мы обе дети Кансая! Ведь именно там бьется сердце старой Японии.

     Именно там билось мое сердце с тех пор, когда в возрасте пяти лет я покинула японские горы ради китайской пустыни. Это первое изгнание оставило во мне столь глубокий след, что я чувствовала себя способной на все лишь бы воссоединиться с той страной, которую я так долго считала своей родиной.

     Когда мы вернулись к нашим рабочим столам, стоявшим друг против друга, я все еще так и не придумала, как поступить. Еще меньше, чем когда-либо я понимала, каково было мое место в компании Юмимото. Но я испытывала огромное успокоение от того, что была коллегой Фубуки Мори.


     Мне нужно было делать вид, что я занята, не показывая при этом, что я понимаю, о чем говорят вокруг меня. С этих пор я разносила чашки с чаем и кофе, не употребляя ни единой вежливой фразы и не отвечая на благодарность служащих. Они не были в курсе новых инструкций, данных мне, и удивлялись, почему вдруг любезная белая гейша превратилась в грубиянку янки.

     Увы, ошакуми не занимало у меня много времени. Тогда, никого не спросив, я решила разносить почту.

     Нужно было возить огромную металлическую тележку по многочисленным гигантским офисам и отдавать служащим их письма. Эта работа подходила мне как нельзя лучше. Прежде всего, здесь требовались мои лингвистические познания, поскольку большинство адресов были написаны в форме идеограмм, - когда господин Саито был далеко, я не скрывала того, что знаю японский. И потом я поняла, что не зря заучила наизусть штатное расписание Юмимото: я могла не только узнать самого мелкого служащего, но также, в случае необходимости, воспользоваться моментом, чтобы поздравить его с днем рождения, либо его супругу или детей.

     С улыбкой и поклоном я говорила:

     - Вот ваша почта господин Сиранэ. С днем рождения вашего маленького Йосиро, которому сегодня исполняется 3 года.

     Каждый раз это стоило мне озадаченного взгляда.

     Эта должность занимала у меня много времени, так как мне приходилось циркулировать по всей компании, которая располагалась на двух этажах. Со своей тележкой, придававшей мне важный вид, я не переставала пользоваться лифтом. Мне нравилось это, потому что совсем рядом с тем местом, где я его ждала, находилось огромное окно. Там я играла в игру, которую называла "бросаться в пустоту". Я прислоняла нос к стеклу и мысленно падала. Город был так далеко подо мной, и прежде чем я разбивалась о землю, мне было дозволено рассмотреть множество разных вещей.

     Я нашла свое призвание. Мой мозг расцветал на этом несложном поприще, полезном, человечном и благоприятствующем созерцанию. Я предпочла бы заниматься этим всю свою жизнь.


     Господин Саито вызвал меня к себе в кабинет. Я имела право на заслуженную головомойку: в вину мне вменялось тяжкое преступление -- инициатива. Я присвоила себе должность, не спросив на то разрешения моего непосредственного начальства. Более того, настоящий почтальон фирмы, приходящий после обеда, был на грани нервного срыва, полагая, что его собираются уволить.

     - Украсть у кого-нибудь его работу это очень дурно, - резонно заявил мне господин Саито.

     Я пожалела о таком быстром прекращении многообещающей карьеры. В то же время снова вставал вопрос о моей занятости.

     Мне пришла в голову мысль, которая по наивности показалась мне блестящей. Во время своих прогулок по предприятию я заметила, что в каждом офисе было множество календарей, которые почти никогда не показывали верную дату, либо красный квадратик не был передвинут на нужное число, либо лист месяца не был перевернут.

     На этот раз я не забыла спросить разрешения:

     - Можно мне ставить дату на календарях, господин Саито?

     Он неосторожно ответил мне да. Я решила, что теперь у меня есть работа.

     Утром я проходила по всем кабинетам и переставляла маленький красный квадратик на текущую дату. У меня было рабочее место: я была передвигальщицей-переворачивательницей календарей.

     Мало по малу, служащие Юмимото заметили мои маневры. Это их чрезвычайно развеселило.

     Меня спрашивали:

     - Как дела? Вы не слишком устаете на этой изнурительной должности?

     Я отвечала с улыбкой:

     - Это ужасно. Я принимаю витамины.

     Мне нравилась моя работа. Неудобство состояло в том, что она отнимала мало времени, но я могла пользоваться лифтом, а, следовательно, отдаваться виду. А также это развлекало публику.

     Кульминация наступила, когда февраль сменился мартом. Теперь недостаточно было передвинуть красный квадратик: мне нужно было перевернуть, то есть оторвать страницу февраля.

     Служащие из различных офисов встречали меня, как встречают спортсмена. Я уничтожала феврали широким жестом самурая, изображая на лице беспощадную борьбу с гигантской фотографией заснеженной горы Фудзи, которая иллюстрировала этот период в календаре Юмимото. Затем я покидала поле битвы с изможденным видом и сдержанной гордостью воина-победителя под "банзай" очарованных зрителей.

     Слух о моей славе достиг ушей господина Саито. Я ожидала основательного нагоняя за свое паясничанье и подготовила защиту:

     - Вы позволили мне переставлять дату на календарях, - начала я прежде, чем он смог обрушиться на меня.

     Он ответил мне без всякого гнева тоном обычного недовольства, который был ему свойствен:

     - Да. Вы можете продолжать. Но не устраивайте больше спектаклей: вы отвлекаете служащих.

     Я была удивлена легкостью выговора. Господин Саито снова сказал:

     - Сделайте мне ксерокопии этих документов.

     И протянул мне огромную пачку страниц формата А4. Должно быть, их было около тысячи.

     Я положила пачку в поглотитель бумаги копировальной машины, который справился со своей задачей с замечательной учтивостью и быстротой. Потом я принесла моему начальнику оригиналы и копии.

     Он снова вызвал меня:

     - Ваши копии немного неровные, - сказал он, показывая лист, - начните снова.

     Я вернулась к ксероксу, думая, что, вероятно, я плохо уложила листы в поглотитель. На этот раз я постаралась сделать все очень аккуратно: результат был отличным. Я снова принесла свою работу господину Саито.

     - Они снова неровные, - сказал мне он.

     - Это неправда! -- воскликнула я.

     - Очень грубо разговаривать так со своим руководителем.

     - Извините. Но я постаралась, чтобы мои копии были прекрасны.

     - Однако, они не таковы. Посмотрите.

     Он показал мне с виду безупречный лист.

     - Чем он плох?

     - Здесь, видите: текст не параллелен полям.

     - Вы находите?

     - Раз я вам это сказал!

     Он бросил пачку в корзину и снова заметил:

     - Вы работаете с устройством автоматической подачи бумаги?

     - Да.

     - Тогда ясно. Не нужно им пользоваться. Оно дает не совсем точный результат.

     - Господин Саито, без этого мне понадобится несколько часов, чтобы справиться с работой.

     - Ну, и в чем проблема? -- улыбнулся он. -- Вам ведь и так нечего делать.

     Я поняла, что это было моим наказанием за историю с календарями, и отправилась к ксероксу как на каторгу. Каждый раз мне нужно было поднимать крышку, аккуратно класть страницу, нажимать на кнопку, затем проверять результат. Было пятнадцать часов, когда я прибыла в мой эргастул*. В девятнадцать часов моя работа еще не была закончена. Время от времени приходили служащие, если им нужно было сделать более десяти копий, я смиренно просила их воспользоваться машиной, установленной в другом конце коридора.

     Взглянув на содержимое документов, я подумала, что умру со смеху, увидев, что речь шла о правилах гольф-клуба, членом которого являлся господин Саито.

     Мгновение спустя, я уже готова была заплакать при мысли о бедных невинных деревьях, которые губил мой начальник, подвергая меня наказанию. Я представляла японские леса моего детства, клены, криптомерии и гинкго, срубленные с единственной целью наказать такое незначительное существо, как я. И я вспомнила, что фамилия Фубуки означала "лес".

     Однажды пришел господин Тенси, который руководил отделом молочных продуктов. Его должность равнялась по статусу должности господина Саито, который в свою очередь являлся руководителем бухгалтерии. Я посмотрела на него с удивлением: неужели начальник его ранга не мог поручить кому-нибудь сделать ксерокопии?

     Он ответил на мой немой вопрос:

     - Уже восемь вечера. Я единственный из моего отдела, кто еще на работе. Скажите, почему вы не пользуетесь поглотителем?

     Вежливо улыбаясь, я объяснила ему, что таковы были экстренные инструкции господина Саито.

     - Понимаю, - ответил он сочувственным тоном.

     Немного поразмыслив, он спросил меня: Вы бельгийка, не правда ли?

     - Да.

     - Удачно складывается. У меня очень интересный проект с вашей страной. Не согласились бы вы провести для меня кое-какие исследования?

     Я посмотрела на него как на мессию. Он объяснил, что один бельгийский кооператив разработал новый метод по удалению жиров из сливочного масла.

     - Я верю в облегченное масло, - сказал он. -- За ним будущее.

     Я тут же сочинила себе точку зрения:

     - Я сама всегда так думала!

     - Зайдите завтра ко мне в кабинет.

     Не помню, как я закончила свою работу. Великая карьера открывалась передо мной. Я положила стопку листов А4 на стол господина Саито и с триумфом удалилась.


     На следующий день, когда я явилась в компанию Юмимото, Фубуки сказала мне с испуганным видом:

     - Господин Саито хочет, чтобы вы снова сделали копии. Он находит их неровными.

     Я расхохоталась и объяснила моей коллеге ту игру, которую затеял наш шеф.

     - Я уверена, что он даже не взглянул на новые ксерокопии. Я сделала их по одной, выверяя до миллиметра. Не знаю, сколько часов у меня это заняло, - и все это правила гольф-клуба!

     Фубуки мягко и возмущенно посочувствовала мне:

     - Он вас мучает!

     Я успокоила ее.

     - Не волнуйтесь. Он меня забавляет.

     Я вернулась к копировальному аппарату, с которым была почти уже на "ты" и доверила свою работу автоматике: я была уверена, что господин Саито вынес свой вердикт, даже не взглянув на мою работу. Взволнованно улыбнувшись, я подумала о Фубуки: "Как она добра! Какое счастье, что она работает здесь!"

     Честно говоря, новое поручение господина Саито было как нельзя кстати: накануне я провела семь часов, копируя по одной тысячу страниц. Это предоставляло мне превосходное алиби на то время, что я проведу в офисе господина Тенси. Поглотитель выполнил свою задачу за десять минут. Я отнесла кипу листов в кабинет шефа и удрала в отдел молочных продуктов.

     Господин Тенси вручил мне координаты бельгийского кооператива.

     - Мне понадобится полный отчет, по возможности самый подробный, в том, что касается этого облегченного масла. Вы можете расположиться в кабинете господина Саитамы, он в служебной командировке.

     "Тенси" означает "ангел": я подумала, что господину Тенси прекрасно подходило его имя. Он не только давал мне шанс, но и не обременял меня никакими инструкциями, тем самым, предоставляя мне карт-бланш, что в Японии является исключительной вещью. Он проявил инициативу, не спросив ничьего мнения, для него это был огромный риск.

    

... ... ...
Продолжение "Дрожь и оцепенение" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Дрожь и оцепенение
показать все


Анекдот 
В общественном транспорте едет женщина с детским горшком в одной руке и сумкой в другой. Пробираясь к выходу, тычет горшком впереди стоящего мужчину и говорит:
- Вы не сходите? Тот опускает голову, видит горшок и говорит:
- Нет, я до дома потерплю
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100