Абэ, Кобо - Абэ - Тайное свидание Читать целиком Кобо Абэ. Тайное свидание
Роман
---------------------------------------------------------------------
Книга: К.Абэ. "Тайное свидание". Роман. Драматические сцены
Перевод с японского В.Гривнина
Издательство "Известия", б-ка журнала "Иностр. лит-ра", Москва, 1985
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 5 января 2003 года
---------------------------------------------------------------------
В книгу включены роман "Тайное свидание" и драматические сцены одного
из крупнейших японских писателей Кобо Абэ, посвященные, как и все творчество
Абэ, столкновению человека с буржуазным обществом. В романе и сценах
показаны одиночество, неустроенность, униженность человека в мире зла и
насилия. Писатель утверждает, что зло преодолимо, если люди найдут в себе
силы воспротивиться ему.
Кобо Абе (родился в 1924 году) - выдающийся японский писатель, лауреат
одной из самых престижных литературных премий Японии - премии Акутагава.
Основная тема его произведений - столкновение человека с враждебным ему
буржуазным обществом.
Вслед за Гоголем, которого Абэ называет своим учителем, он широко
пользуется в своем творчестве вымыслом, гротеском, иронией.
Советский читатель хорошо знаком с его произведениями. На русский язык
переведены романы Кобо Абэ "Женщина в песках", "Чужое лицо", "Сожженная
карта", "Человек-ящик", а также ряд его повестей, рассказов, пьес.
"Тайное свидание" - последний по времени роман Абэ, в котором сатира на
современное общество достигает особой остроты.
К советским читателям
Зрелость, духовное здоровье, даже могущество народа определяются
уровнем его культуры. Не может быть слабым народ, который любит литературу,
который создает неумирающие произведения искусства. Экономика и все
связанное с ней находятся в подчиненном положении к культуре. Сегодня,
говоря о будущем развитии страны, нужно обращать внимание не столько на
количество выпускаемых автомобилей, сколько на количество и, главное,
качество культурных ценностей, создаваемых народом, в том числе и ценностей
литературных. В этом отношении, я думаю, Советский Союз обогнал многие, даже
самые экономически мощные страны мира.
В мае 1978 года руководимый мною театральный коллектив был на гастролях
в Соединенных Штатах. Гастроли прошли с большим успехом, и я убедился, что
наши принципы верны. Их можно свести к двум положениям: задача искусства -
ставить вопросы, а не давать готовые ответы на все случаи жизни; театр
отличается от литературы тем, что театральный диалог, слово есть также вид
действия, движения. Слова, не подкрепленные движением, это проза, и таким
словам нечего делать на сцене. Театр - особая форма существования слова,
оплодотворенного движением. Я был бы счастлив показать наши спектакли
советскому зрителю.
Быть одновременно прозаиком, драматургом, постановщиком, автором радио-
и телевизионных пьес и фильмов - не просто. Но мне кажется, что это
позволяет глубже проникнуть в синтетическую природу искусства. Мои романы, и
последние в том числе, в чем-то сродни драматическим произведениям, ибо
задача писателя, на мой взгляд, - воздействовать на чувства, вызвать
душевный отклик, а уж потом взволновать и разум. Именно такие произведения,
и прозаические и драматические, я стараюсь создавать. Думаю, не является
исключением и "Тайное свидание", предлагаемое вниманию читателей.
Быть напечатанным в России - большая честь для любого писателя.
Публикация моего романа в Советском Союзе - событие для меня очень
радостное. Во-первых, потому, что я давний поклонник русской литературы. Еще
в школьные годы я был очарован творчеством двух гигантов русской литературы
- Гоголя и Достоевского. Я прочел почти все написанное ими, и не один раз, и
причисляю себя к их ученикам. Особенно большое влияние оказал на меня
Гоголь. Переплетение вымысла и реальности, благодаря чему реальность
предстает предельно ярко и впечатляюще, появилось в моих произведениях
благодаря Гоголю, научившему меня этому. Чтобы быть до конца честным, скажу,
что этому же учил меня и англичанин Льюис Кэрролл.
Во-вторых, по моему глубокому убеждению, ни один писатель, творчество
которого представляет определенный интерес, не может не выйти за рамки своей
страны. Таким образом, факт, что мои произведения переводятся в Советском
Союзе, как, впрочем, и в ряде других стран мира, знаменателен для меня, так
как свидетельствует, что мое творчество привлекает внимание не только
японского читателя. Я не настолько самоуверен, чтобы преувеличивать свое
место в японской, а тем более в мировой литературе, но тем не менее каждый
раз, когда мои произведения преодолевают границы Японии, я испытываю
волнение и гордость.
В своем романе я хотел показать, во что может превратиться мир, если в
нем правит ненависть, если человеческие отношения деформированы. Людям
необходимо другое. Самое главное сейчас для человечества - мир, спокойная
созидательная жизнь. Те усилия, которые предпринимаются в этой области,
достойны всяческой поддержки.
Хотелось бы надеяться, что и эта моя встреча с советскими читателями
будет взаимно приятной и не последней.
Кобо Абэ
Тайное свидание
Роман
В любви к слабому всегда
кроется стремление к убийству...
Тетрадь I
Пол - мужской
Имя - -
Кодовый номер - М-73Ф
Возраст - 32 года
Рост - 176 см
Вес - 59 кг
На вид худой, но мускулистый. Страдает небольшой близорукостью и носит
контактные линзы. Чуть вьющиеся волосы. В левом углу рта едва заметный шрам
(должно быть, следствие драки в школьные годы). Характер скорее мягкий. В
день выкуривает не более десяти сигарет. Проявил большие способности в
катании на роликовой доске. В юности позировал обнаженным для фотожурнала. В
настоящее время служит в фирме спортивных товаров "Плеяды". Заведует отделом
реализации обуви для прыжков (спортивные туфли на эластичной пружинящей
подошве из вспененного пластика). Хобби - конструирование движущихся
моделей. В шестом классе был удостоен бронзовой медали на конкурсе
школьников-изобретателей, организованном одной газетной компанией.
Следующие ниже донесения - результат расследования, касающегося
указанного мужчины. Оно велось неофициально, и поэтому донесения составлены
не по форме.
Перед рассветом, точнее - в четыре часа десять минут я, согласно
договоренности, пошел в бывший армейский тир накормить жеребца, и там
совершенно неожиданно мне была поручена эта работа. Поскольку вначале я сам
настоятельно просил тщательнейшим образом провести расследование, это
поручение не было мне неприятно. Расследование, о котором я просил,
заключалось в выяснении местонахождения моей жены. К сожалению, выяснить на
месте, кто был с женой - мужчина или женщина, - не удалось. И теперь я
подумал: наконец-то моя просьба удовлетворена. Обычно к расследованию
привлекают лиц, обладающих определенной компетенцией, и в конце концов я
пришел к выводу: во всяком случае, доверие жеребца мне пока обеспечено.
В то утро жеребец был в прекрасном настроении. Он раз восемь пронесся
туда и обратно по утрамбованной земле бывшего тира длиной в двести сорок
восемь метров. И упал всего лишь три раза - совсем неплохо.
- В общем, внутренне я вполне созрел, чтобы бегать на задних ногах, -
сказал он, тяжело дыша, вытер лицо висевшим на шее полотенцем, залпом осушил
принесенный ему пакет молока и с торжествующим видом начал приплясывать на
задних ногах. - Все дело в привычке, я мог бы стоять и на одних передних. Но
это неудобно. Хочешь бегать как настоящая лошадь, изволь отталкиваться
только задними ногами, а передними лишь перебирай, чтобы не заносило в
сторону.
Мы находились в том конце длинного, тоннелем протянувшегося с востока
на запад тира, где раньше были мишени. В стенах, под самым потолком, как в
железнодорожном вагоне, тянулись одно за другим наглухо закрытые слуховые
окна, но свет через них не проникал - на улице было еще темно. Торцовая
стена, обращенная к востоку, заложена мешками с песком, а перед ними -
глубокий ров, отсюда, когда тир функционировал, выставляли мишени. Справа и
слева от рва установлены огромные прожекторы для подсвета мишеней - другого
освещения в тире не было. Поэтому западный торец, где находился огневой
рубеж, - темная дыра. Приплясывающий жеребец отбрасывал на белую сухую землю
двойную тень и казался мотыльком, трепещущим в блестящей паутине.
Он, видно, и в самом деле мнит себя жеребцом, поэтому спорить я с ним
не стал, но на настоящего жеребца он мало похож. Слишком непропорционален:
короткое туловище, отвислый зад, ноги полусогнуты, точно сидит на корточках.
Даже игрушечное седло и то сползло бы с его спины. При самом
благожелательном отношении его можно принять за рахитичного верблюжонка или
за четырехногого страуса.
И как одет - на нем голубая с бордовой каймой майка, темно-синие трусы
и белые спортивные туфли, а вокруг пояса, чтобы спрятать голое тело между
майкой и трусами, повязан кусок хлопчатобумажной ткани. В общем, вид
малопривлекательный.
- Вдумайтесь, ведь фактически то же самое происходит и с автомашиной.
Если заранее не проверить тормоза задних, ведущих колес, на крутом склоне
могут произойти серьезные неприятности. Ничего, вот надену на днях ваши
туфли для прыжков и уж тогда набегаюсь в свое удовольствие.
Жеребец коротко рассмеялся, мне было не до смеха. Вместо меня ему
ответило прокатившееся по тиру эхо. Видимо, предполагалось, что конструкция
потолка - чередование арок и параллелепипедов - будет способствовать
поглощению звука, но она оказалась малоэффективной. А может быть, такая
конструкция позволяла обойтись без несущих опор?
Проглотив, почти не жуя, бутерброд с ветчиной и латуком, жеребец,
потягивая несладкий кофе, который я принес в термосе, заявил, что хочет еще
немного потренироваться. Наверно, он так старается, готовясь к юбилею
клиники, который должен состояться через четыре дня. Чтобы выйти
победителем, он, кажется, намерен пока не обнаруживать себя, но в оставшиеся
дни вряд ли кто-нибудь заглянет в тир, так что на этот счет можно быть
совершенно спокойным.
Расследование, о котором я говорил, было поручено мне незадолго до
того, как мы расстались. Мне вручили тетрадь и три кассеты. Тетрадь большого
формата, бумага плотная - та самая тетрадь, в которой я теперь пишу. Как мне
объяснили, на оборотной стороне кассеты обозначены шифр для связи "М-73Ф" и
порядковый номер, в ней хранилась звукозапись слежки, сделанной с помощью
подслушивающей аппаратуры, за объектом моего расследования.
Вся эта история представлялась мне весьма подозрительной. Хотя жеребец,
видимо, располагал какими-то сведениями, касающимися моей жены, однако делал
вид, что ничего не знает. Это было отвратительно, но, подумал я, возможно,
он теперь будет действовать иначе, и у меня отлегло от сердца. Как-никак с
момента исчезновения жены прошло уже три дня. Убеждать себя, будто
беспокоиться нечего, просто немыслимо. Я взял все, что он дал мне, и
вернулся домой. И сразу же поставил кассету. Прослушивание заняло чуть
больше двух часов. Потом еще около часа я сидел в задумчивости.
Мои надежды не оправдались. Во всей записи я не услышал голоса, даже
отдаленно напоминающего голос жены. Да и не только ее, там вообще никакого
женского голоса не было. Подслушивающая аппаратура и сыщики выискивали,
выслеживали, разоблачали только мужчину. Цоканье языком, покашливание,
фальшивое пение, лай, униженная мольба, деланный смех, отрыжка, сморкание,
робкие оправдания... все это - раздробленный на мелкие осколки и
выставленный на всеобщее обозрение мужчина. Причем мужчина этот не кто иной,
как я, мечущийся в поисках пропавшей жены.
Растерянность отступала, и волной накатывалась злоба. Все, что мне
говорил жеребец, оказалось сущей ерундой. Выходило даже, будто он меня
дурачит. А вдруг он хотел сказать: прежде чем искать жену, найди самого
себя? Но я не собираюсь заниматься таким безнадежным делом, я просто ищу
жену. Искать же самого себя - все равно что карманнику украсть собственный
бумажник или сыщику надеть на себя наручники. Нет уж, благодарю покорно.
К тому же было предусмотрено обеспечение правдивости моих донесений.
Например, чтобы я не искажал факты в выгодном для себя свете, по первому
требованию я должен добровольно подвергаться проверке на детекторе лжи.
Именно такое условие было выдвинуто. Далее меня обязали избегать собственных
имен. Самого себя следовало именовать в третьем лице. Так, мне было велено
себя называть "он", а его - "жеребец" и иметь дело только с ним. В общем,
создавалось впечатление, будто мне забили рот кляпом. Чего он опасается?
Итак, я начинаю свои записи. Я не могу сказать, что делаю это против
воли, лишь выполняя поручение. Да и жеребец, как мне показалось, сегодня
утром был подчеркнуто искренним, стараясь, чтобы я не заметил его хитростей
и уверток. Тренировался он изо всех сил, и на лице его, когда он поручал мне
провести расследование, было написано сострадание. И еще одного нельзя
упускать из виду: именно тогда он впервые употребил слово "инцидент". Тем
самым - пусть косвенно - признав, что я нахожусь в чрезвычайно трудном
положении. Это поразительное саморасследование можно, пожалуй, рассматривать
как подготовку к детальному иску. Что же до пожелания жеребца, чтобы я писал
о себе в третьем лице, то, возможно, оно вызвано стремлением придать особую
достоверность этому иску и привлечь внимание всех, кому в нашем обществе
надлежит ведать подобными вопросами (ведь существуют же люди, занимающиеся
борьбой с преступностью и наблюдающие за поддержанием порядка). Когда я
испытываю стыд, то способен на самые безрассудные действия,
недоброжелательные выпады, самые необдуманные поступки.
Если удастся, я бы хотел, как было предписано, подготовить к
завтрашнему утру нечто напоминающее донесение. Попытаюсь с помощью известных
мне одному фактов восстановить фрагменты, записанные на магнитную ленту, и
со всей возможной добросовестностью рассказать о лабиринте, куда я был
загнан под именем "он". Впрочем, мне было бы и неловко выступать от первого
лица - меня не покидает мысль, что, говоря от третьего лица, не так уж
трудно найти выход из тупика, в котором я оказался.
Словом, если эти предварительные заметки не понадобятся, можно будет их
вычеркнуть - я возражать не стану. Оставляю все на усмотрение жеребца.
Однажды летним утром неожиданно - без всякого вызова - примчалась
машина "скорой помощи" и увезла его жену.
Случившееся было как гром среди ясного неба. Муж и жена спокойно спали,
когда их разбудила сирена, и оказались в полной растерянности. Жена никогда
ни на что не жаловалась. И тем не менее два санитара с носилками, хмурые и
неразговорчивые, - наверно, не выспались? - считая естественным, что болезни
всегда неожиданность, не обратили на все наши возражения ни малейшего
внимания. На санитарах были белые каски с кокардами, белые крахмальные
халаты и даже противогазы через плечо. В карточке, которую они показали,
были точно указаны не только фамилия и имя жены, но даже год, месяц и день
рождения - противиться было бессмысленно.
При таких обстоятельствах оставалось одно: позволить событиям идти
своим чередом. Жена тоже смирилась и, должно быть, стесняясь своего измятого
ночного кимоно - его давно уже следовало сменить, - легла, поджав ноги, на
узкие носилки, и санитары тотчас накрыли ее белой простыней и понесли прочь
- муж и жена не успели сказать друг другу ни слова.
Распространяя запах бриллиантина и креозота, носилки, поскрипывая,
спускались по лестнице. Вспомнив, что жена все же успела надеть трусы, он
немного успокоился. "Скорая помощь", сверкая красной мигалкой и завывая
сиреной, умчалась. Мужчина, приоткрыв дверь, провожал ее взглядом - часы
показывали четыре часа три минуты.
(Приведенный ниже разговор записан на обратной стороне первой кассеты.
Показатель счетчика - 729. Время - 13 часов 20 минут в день инцидента. Место
- кабинет заместителя директора клиники, в которую доставлена жена мужчины.
Голос заместителя директора звучит размеренно и негромко, изредка в нем
проскальзывают саркастические нотки. Мой собственный голос, поскольку я
взволнован, тоже не лишен выразительности и звучит вполне сносно. Хотя
следовало бы, конечно, избавиться от привычки проглатывать концы слов. И еще
- режет ухо непрестанное тиканье часов, стоящих рядом с микрофоном.)
Заместитель директора. И все же я никак не пойму, почему вы не приняли
никаких мер сразу, на месте?
Мужчина. Я почему-то первым делом включил чайник, наверно, в голове у
меня все перемешалось.
Заместитель директора. Вам нужно было сесть вместе с женой в машину
"скорой помощи".
Мужчина. Когда я позвонил по сто девятнадцатому*, мне сказали то же
самое.
______________
* Номер телефона экстренных вызовов - "скорой помощи", пожарной команды
и т.д. (Здесь и далее - примечания переводчика.)
Заместитель директора. Разумеется.
Мужчина. Неужели моя растерянность не кажется вам вполне естественной?
Заместитель директора. Случись такое со мной, я бы не растерялся.
"Скорая помощь", мне кажется, как средство маскировки ничуть не хуже
катафалка. Превосходный реквизит для преступления. В передвижном тайнике -
полураздетая женщина и трое здоровенных мужчин в масках. Случись все это в
кино, следующая сцена была бы ужасной. Так вы говорите, на вашей супруге
было лишь тонкое ночное кимоно - о да, оно хорошо продувается, но зато легко
и распахивается.
Мужчина. Не говорите таких страшных вещей.
Заместитель директора. Я шучу. Просто я реалист и не могу принимать
всерьез вымышленные, нелепые истории.
Мужчина. Но ведь вы должны знать, прибыла ли машина "скорой помощи" в
клинику.
Заместитель директора. По данным регистратуры - прибыла.
Мужчина. Может быть, охранник вообще все это выдумал?
Заместитель директора. Пока, без доказательств, утверждать ничего не
могу.
Мужчина. В таком случае я убежден: моя жена находится в клинике.
Полураздетой уйти отсюда она не могла. Да и в такую рань был открыт лишь
служебный вход, который бдительно сторожит охранник.
Заместитель директора. Если я узнаю что-нибудь, немедленно сообщу вам.
И все же подумайте сами: взрослый самостоятельный человек средь бела дня
заблудился в клинике. Не уверен, что полиция поверит подобным россказням и
заинтересуется этим делом.
Мужчина. А может быть, ее по ошибке насильно поместили в клинику?
Заместитель директора. Это могло произойти лишь в том случае, если ваша
супруга отказалась подвергнуться осмотру.
Мужчина. Поместить сюда кого-нибудь не так-то просто; человек, не
имеющий отношения к клинике, едва ли смог бы это сделать.
Заместитель директора. Пока достоверно известно одно: кто-то вызвал
"скорую помощь".
Мужчина. Что же все это значит?
Заместитель директора. Если придерживаться фактов - произошло страшное
несчастье. Что же касается моей компетенции - я сделаю для вас все от меня
зависящее. Но мне прежде всего необходимы факты. Возможно, их сообщит
охранник; поскольку ведется проверка его показаний - подождем результатов. А
пока, в первую очередь, необходимо доказать вашу собственную невиновность.
Мужчина. Ну, это уж слишком.
Заместитель директора. Я лишь рассматриваю возможные варианты.
Мужчина. Я - жертва.
Заместитель директора. Другими словами, всю вину вы возлагаете на
клинику?
Мужчина. Не знаю, что и думать.
Заместитель директора. А что, если для начала посоветоваться с
управлением охраны? Нужно самим удостовериться во всем на месте - иначе не
избежать ошибок. Ведь и время, и место точно установлены, следовательно,
чтобы вернуться назад, к моменту происшествия, нужно расспросить людей из
приемного покоя амбулаторного отделения. Может, удастся без особого труда
найти двух-трех свидетелей.
(После этого заместитель директора клиники, который спешил на заседание
Совета, ушел, а я - "мужчина" - был представлен его секретаршей главному
охраннику. Обо всем происшедшем я составлю позднее подробное донесение, пока
привожу запись показаний охранника, бывшего свидетелем госпитализации жены.
Лицевая сторона той же кассеты. Показатель счетчика - 206. Впоследствии
достоверность сказанного подтверждена на детекторе лжи.)
- Если бы сэнсэй*, заместитель директора клиники сразу подробно
расспросил меня, я рассказал бы обо всем без утайки. И наверно, было б еще
не поздно все уладить - в общем, я весьма сожалею.
______________
* Сэнсэй - почтительное обращение к преподавателям, врачам и т.д.
Прежде всего - как больная, которой вы интересуетесь, была доставлена в
клинику. Когда из центральной станции "скорой помощи" поступило распоряжение
госпитализировать больную, примерно через полчаса, а точнее - в четыре часа
шестнадцать минут прибыла машина "скорой помощи", больная и санитары о
чем-то громко спорили. По словам старшего санитара, больная, которая вела
себя смирно, пока машина не остановилась у ворот клиники, вдруг начала
шуметь, а там и вовсе отказалась выходить из машины: я, говорит, не больная,
я совершенно здорова. Подойдя к ним, я стал убеждать больную, что несведущий
человек сам себе поставить диагноз не может, пусть ее по крайней мере
осмотрит дежурный врач, но она меня и слушать не хотела, и в конце концов
пришлось отказаться от вызова дежурного врача и медсестры. Но тут
заартачились санитары: они, мол, не могут торчать здесь до бесконечности, им
пора уезжать. Я им в ответ: а мне что прикажете делать; тогда они сказали: в
клинику-де везти здорового человека они бы не имели права; возразить мне
было нечего, к тому же старший санитар Оно - мой приятель, вот и пришлось
подписать направление и принять больную. Если вспомнить, как часто в
последнее время больные отказываются от госпитализации и приходится
оставлять их в клинике против воли, то думаю, я поступил правильно.
С дежурной медсестрой есть селекторная связь, но я сообщил, что
отключаю селектор, и получил согласие.
Больная - маленькая, симпатичная (сначала он сказал - такие любому
мужчине по вкусу, но потом поправился) женщина, круглолицая, светлокожая,
большеглазая, - хотя и была одета легко, немного вспотела. На ней было лишь
легкое кимоно (из хлопчатобумажной или синтетической ткани с черными
тюльпанами на розовом фоне), подпоясанное шнурком из черных и зеленых ниток,
и хлопчатобумажные трусики (оранжевые бикини), никаких вещей у нее не было.
Из направления я узнал, что ей тридцать один год, но имя и место жительства,
поскольку она отвечать отказалась, установить не удалось.
Когда мы с больной остались вдвоем, она вдруг так застеснялась, даже
шея у нее покраснела. Я говорю об этом, поскольку, мне кажется, такая деталь
поможет установить личность больной. Потом она попросила у меня разрешения
связаться по телефону с мужем; я вежливо объяснил ей, что звонить в город
можно только по телефону-автомату из приемного отделения, и она стала
просить у меня в долг десятииеновую монету, говоря, что за ней скоро придет
муж и она отдаст мне сто или даже тысячу иен. К сожалению, у меня была
только бумажка в тысячу иен, и я при всем желании не мог исполнить ее
просьбу. Я пошутил: пусть, мол, поищет под скамейками в приемном отделении -
может, туда случайно закатилась пара монеток, а она приняла мои слова
всерьез и пошла к двери; я сразу пожалел о своей глупой шутке, стал всячески
ее удерживать, я вам дам, творю, что-нибудь надеть на ноги, сидите лучше
здесь и спокойно ждите, рано или поздно муж придет за вами; но она и слушать
не хотела, вырвалась и убежала. Находясь при исполнении служебных
обязанностей, я не имел права оставить пост - не пошел за ней, чтобы помочь
ей избежать неприятностей.
Больная так и не вернулась, я решил, что она в самом деле нашла нужную
ей монету, и снова раскрыл недочитанный еженедельник; и еще я подумал: раз
селектор был отключен, дежурный врач, не зная, в чем дело, направился сюда и
по дороге встретил больную. Поговаривали, будто у него бывали связи с
женщинами, и я, помнится, облегченно вздохнул. Вы, наверно, спросите, почему
я облегченно вздохнул, но этого я и сам не пойму. Потом я, правда, узнал,
что дежурный врач тогда ни на минуту не отлучался из кабинета, и устыдился
своих подозрений. О дальнейшей судьбе больной мне абсолютно ничего не
известно. С полной уверенностью могу лишь сказать одно - после нее служебным
входом, где я дежурю, не воспользовался никто.
Я перечитал вышеизложенное и подтверждаю: все произошло так, как здесь
написано, что и удостоверяю подписью.
Вернемся в комнату мужчины. Именно в это время начала стучать
алюминиевая крышка вскипевшего чайника. Он решил успокоиться, выпив чашечку
кофе. Но фильтровальную бумагу - сколько ни искал ее - найти не смог. Его
снова обдало холодом безысходности. Будто "скорая помощь" увезла не только
жену, но и все те мелочи, из которых складывалась его повседневная жизнь.
Стоя, он выпил кипятку. На лбу выступил пот, но колючие ледышки в желудке
так и не растаяли.
Где-то пронзительно мяукает кошка. Нет, это сирена мчащейся по переулку
"скорой помощи". Может быть, обнаружили ошибку и жену везут обратно? Открыл
окно. На ставнях из гофрированной жести сверкает влажная от росы паутина.
Вой сирены замолк. Наверно, эта механическая кошка, у которой началась
течка, встретилась наконец с новым партнером. В эти часы, когда уже нет
прохожих, улицы превращаются в царство возбужденных механических кошек.
Доносится сладкий запах жареных бобов. Должно быть, в это время на
фабрике фотопленки начинают сжигать отходы. Этот дурманящий запах возвращает
ощущение реальности. Он закрыл окно. На улице скрипнул тормоз велосипеда.
Принесли утренние газеты - разносчик в туфлях на резиновом ходу старался
ступать как можно тише. Читать не хотелось, но по привычке взял газету.
Бегло просмотрел политические новости на первой странице и стал читать
колонку предсказателя судьбы на последней.
"Откормленный, ухоженный, широколобый,
высокий, вислоухий, крупноголовый, вислобрюхий,
толстоногий слон".
Вдруг точно резануло - жене не во что переодеться. В таком виде и в
такси не сядешь. Ей остается одно - позвонить. Монету для автомата она
сможет одолжить у кого угодно. Любой, кому она расскажет о случившемся с ней
нелепом происшествии, просто посмеется и, конечно, проявит сердечность и
понимание.
Решил ждать телефонного звонка. Успел три раза просмотреть газету, а
звонка все не было. Неужели понадобилось столько времени, чтобы достать
десятииеновую монету? Фотография закусочной, сгоревшей от взрыва пропана. В
нижнем правом углу на той же странице бросилось в глаза объявление о
пропавшей собаке.
Наконец решился. Нужно справиться по сто девятнадцатому.
Ответили почти сразу же - все-таки телефон экстренного вызова:
- Сто девятнадцатый слушает.
Подумал: а не слишком ли тороплю события? И с неприятным чувством
опустил трубку на рычаг. Но тотчас зазвонил телефон - мужчина в
растерянности попятился в дальний угол комнаты. Видимо, телефон экстренного
вызова снабжен приспособлением, автоматически замыкающим линию, и не
отключается, пока абонент не снимет трубку. Телефон все трезвонил, нещадно
терзая мужчину.
Пришлось капитулировать. Взял трубку.
Попытался объяснить, что произошло, но, как и предвидел, это было
совсем не просто. Да и что удивительного - как убедить другого в реальности
события, когда человек, которого оно непосредственно касается, сам не может
найти удовлетворительного объяснения.
Собеседник на другом конце провода отвечал терпеливо, осторожно
подбирая слова. Если речь не идет о неожиданной смерти на улице, обращение к
нам члена семьи лица, помещенного в клинику, - случай беспрецедентный. Без
вызова выезд машины "скорой помощи" немыслим, и, поскольку он имел место,
следует предположить, что к этому причастен кто-то из членов семьи
госпитализированной. Таким образом, весьма сомнительно, является ли членом
семьи человек, который отрицает вызов, хотя факт госпитализации имеет место.
И вообще, на такого рода вопросы отвечать никто не обязан. Направления
центра "скорой помощи" являются документом служебного пользования, и вполне
достаточно, чтобы о случившемся знал лишь тот, кто имеет к этому прямое
отношение.
... ... ... Продолжение "Тайное свидание" Вы можете прочитать здесь Читать целиком |