Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Первые рассказы - - Портрет

Проза и поэзия >> Русская довоенная литература >> Белых, Григорий; Пантелеев, Алексей >> Первые рассказы
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Алексей Иванович Пантелеев. Портрет

---------------------------------------------------------------------

Леонид Пантелеев

Пантелеев А.И. Собрание сочинений в четырех томах. Том 1.

Л.: Дет. лит., 1983.

OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 20 февраля 2003 года

---------------------------------------------------------------------



     Два дня не ел Коська; одну только воду стегал. Вода - она бесплатная. Ее хоть с утра до ночи пей: на каждом углу фонтан, - нагибайся, поворачивай крантик и дуй, сколько влезет. Да вот беда - сытости от воды настоящей нет. Как ни пей, все равно брюхо от голода сводит.

     Два дня Коська терпел, а на третий день не выдержал. Все утро шатался по Слободе, у каждого окошка стучал, скулил:

     - Тетенька... миленькая... подайте кусочек!

     Но захлопывались окна, задвигались занавески, отвечали Коське:

     - С богом, хлопец, с богом.

     К полудню свело у Коськи брюхо так, что хоть плачь. Хуже даже. Хоть топись.

     Сходил Коська к знакомым ребятам. Были у него такие знакомые ребята - кордоновская шпана. Эти ребята были воры, они Коську прогнали.

     - Мы, - говорят, - стрелкам не подаем. Воровать с нами не хочешь, ну и катись Христа ради к чертовой бабушке.

     Коська вздохнул, ничего не сказал, не обиделся и пошел опять на фонтан воду пить. По дороге идет, окурки собирает: если курить, то не так есть хочется. И вдруг слышит - паровоз гудит. Вспомнил Коська - на вокзале давно не был. Как же это он забыл? Ведь на вокзале можно и копеечек пострелять, и вещи кому снести пособить.

     Собрал последние силенки - побежал на вокзал. А там как раз поезда ждут. Начальник станции вышел: стоит у фонаря, ногу выставил, белыми брюками фасон наводит. Пассажиры гуляют по платформе, тетеньки белыми платочками от жары обмахиваются.

     Коська скорее руку лодочкой сложил, юркнул в толпу, заканючил:

     - Добрые граждане, подайте сироте на пропитание...

     Люди идут, мимо проходят, на Коську даже глядеть не хотят. А другой, если почище одет, взглянет, да и обойдет, эдак поморщившись. Не запачкаться бы.

     Тут было Коське пофартило. Видит, идет девушка. Лицо доброе, смеется будто бы. И в руках у нее целая охапка черемухи.

     Коська к ней:

     - Милая барышня, будьте такая добренькая. Подайте сироте на кусочек.

     Она сразу остановилась, в сумочке стала рыться. Видит Коська - гривенник достает. И уж руку протянул, а гривенник тюк-звяк - и на платформу. Прыгнул раз-два, покатился - и в щель.

     - Ну, доставай, - смеется девушка. - Твое счастье.

     Только соскочил Коська с платформы, только хотел под настил сунуться, слышит - грохот, звон, паровоз гудит: поезд подходит. Нет, надо скорей назад, - гривенник не убежит, а тут более важные дела прозеваешь.

     Выскочил, а уж на платформе черт-те что делается. Шум, звон, дым.

     Коська скорей к вагонам. Теперь милостыньку просить нельзя. В такой суматохе самый добрый человек за кошельком в карман не полезет.

     Коська по другой лавочке. Это он тоже может. Он за вещи - за мешки, сундучки, корзинки - хватается.

     - Позвольте донесу, дяденька.

     А дяденьки отмахиваются:

     - Сами дотащим. Иди лучше буржуазию поищи.

     А буржуазия - та носильщиков с бляхами ищет. Да и не поднять Коське ихних буржуйских чемоданов.

     Обиделся Коська. Расстроился. И тут ничего не вышло.

     "Эх, - думает, - лучше побегу гривенник искать".

     Полез опять под настил. Но где же его тут найдешь, гривенник. Даже и места он не помнит, где гривенник этот упал.

     Ползал Коська, ползал, все коленки изодрал. Только и нашел, что окурков несколько штук да огрызок яблочный не очень маленький. Огрызок съел, окурки за уши запихал, хотел вылезать. И вдруг видит - ремешок.

     Висит, болтается, свесился с платформы узенький сыромятный ремешок. И пряжка на нем блестит железная.

     Не подумал даже Коська, что это за ремешок и откуда он тут взялся. Цапнул, дернул, - и вдруг полетела ему под ноги с платформы плетеная корзиночка.

     Съежился Коська. От страха дышать перестал. Думает: сейчас хозяин корзинки с платформы соскочит, будет ему, Коське, баня с веником. Но нет, минута прошла, еще минута - никто за корзинкой не лезет. Над головой у Коськи люди ходят, шумят, разговаривают, а Коська сидит как мышь и шевельнуться боится.

     Наконец осмелел - пощупал плетеночку, потрогал: тяжелая. Перетянута корзинка сыромятным ремешком, чтобы нести было за что. На лучинных петельках замочек висит. Маленький. Его пятилетний пацан сковырнет.

     Взял Коська плетенку в руки, понюхал: ничем особенным не пахнет. Палец подсунул под крышечку, что-то мягкое, рубаха, наверно.

     И вот закружилась у Коськи голова. Затошнило его. В животе забурчало. Может, яблоко он не очень свежее съел. Сам не соображал, что делает.

     Чуть хрустнул замок, слетел ремешок, отскочили лучинные петельки.

     Так и есть: рубаха наверху лежит. Белая, в полоску. Под рубахой книги. Штук десять. Под книгами ботинки желтые, ношеные, бритва в коробочке, обмылок в бумажке. А в самом низу картина какая-то, портрет.

     Разглядывать Коська не стал, сунул что куда: рубаху за пазуху, книги и портрет тоже, бритву и мыло в карман, ботинки на ноги. Плетенку не пожалел, оставил - с ней греха наживешь.

     Хоть и не воровал Коська раньше, а все-таки хитрости у него хватило: здесь вылезать не стал, а пополз в самый конец платформы. Там высунулся, посмотрел по сторонам, вскочил и зашагал не оглядываясь.

     Идет, а сердце у него как рыбка бьется. И стыдно ему и радостно. Теперь-то уж он сыт будет. Теперь только загнать надо краденое.

     А как подумал, что краденое, опять уши горят.

     Думает: "Нет, не украл ведь я. Ведь сама корзинка упала, я только за ремешок потянул".

     "А зачем же, - думает, - убегаешь? Чего ж ты тогда плетенку бросил, если она не краденая?"

     Сам думает, а сам все шагу прибавляет. Знает, куда ему теперь идти надо - на Кордон. Там один человечек живет, одноглазый Яшка Каин, он краденым торгует.

     Каин пьяный на огороде сидел, в карты играл с маленькими ребятишками. Он думал, что Коська стрелять пришел. Прогнал его.

     - Иди, - говорит, - к черту! Надоели вы мне, рукосуи... Работать надо, а не христарадничать.

     Коська не обиделся, не ушел. Постоял, ногу поднял, желтый ботинок показал:

     - Покупай - продам.

     Каин посмотрел, пощупал. Видно, понравились.

     - Сколько? - спрашивает. А сам карты засаленные тасует.

     - Червяк давай, а меньше ни копейки.

     Засмеялся Каин:

     - Ишь фартовый какой! По-фабричному за левый товар хочешь? А тимак не возьмешь?

     Это он по-воровскому. Обиделся Коська:

     - Ты дело говори. "Тимак"! За такие колеса на базаре два червяка просят. Бишка монет давай, а меньше ни копейки.

     На пяти рублях и сговорились. Коська сразу богатым стал. Сразу фасона прибавил. Рубаху достал, бритву, мыло, книги, портрет. Только сейчас и разглядел его, этот портрет. Там девчонка, однолетка Коськина или чуть побольше, на карточку снята. У девчонки нос кверху вздернут, глаз левый прищурился, смеется, что ли? А на шее галстук, как у пионеров, только черный. И глаза, и губы, и волосы - тоже все черное. А щеки белые, неживые.

     За рубаху Каин дал три рубля, да за бритву - полтинник. За мыло и за ремешок гривенник накинул. А книги полистал и не взял.

     - Не интересуюсь, - говорит. - Это книги политические, а я читаю только романы Александра Дюмы.

     И портрет тоже не взял.

     - На кой мне, - говорит, - чужая фотокарточка!

     - Я, - говорит Коська, - дешево отдам. За пятачок отдам.

     - Не надо. И за копейку не возьму. Можешь ее дома на рояль поставить.

     Ну что ж, не хочешь, не надо. Коська теперь не горюет. Коська прямым путем - на базар.

     За книги маклак в книжном ряду два рубля заплатил. Коська не торговался. И за рубль отдал бы. Портрет остался, выкинуть хотел, потом подумал: "Спрячу, может, потом когда и пригодится". Сунул на живот под рубаху, сосчитал деньги и пошел барином по базару.

     До вечера по базару шлялся. С деньгами не скучно. Первым делом большую бутылку молока топленого выпил и булку французскую съел. Потом смородины фунт, потом брынзы, сала... В белой палатке мороженого маленькими стаканчиками на целый рубль сожрал. Папиросы "Раковский" курил. Встретил Митьку Ежика, такого же, как он, беспризорника. Забыл, что поругались они намедни с Ежиком, тот его "вшивым стрелком" обозвал. Ничего, Коська простил Митьку, накормил его да еще полтинник подарил. Жалко, что ли, если у самого есть!

     И когда ночевать Коська пошел, тоже шамовки с собой побольше прихватил.

     Ночевал на пустыре у мельницы паровой. Там из деревянных щитов такой вроде шалашика был устроен. Это они еще с Ежиком сделали, когда друзьями были. Вместе и ночевали здесь, пока не поругались.

     Еле доплелся Коська до своего логова: совсем разморило его от непривычной сытости. Сел около шалашика, папироску "Раковский" достал, сидит, дымит, отдыхает. За спиной у него стена гладкая и высокая - мельница. За стеной день и ночь стучит что-то, словно поезд. Машины, должно быть, какие... А у стены над Коськиной головой фонарь электрический всю ночь качается.

     Докурил Коська папироску, стал свои припасы в шалаш укладывать: буханку пеклеванного, колечко колбасы, конфетки, махорку полтавскую... Портрет из-за пазухи вынул. Хотел тоже заначить, потом думает: посмотрю от нечего делать. Лег животом на сырую траву, положил перед собой, стал смотреть. Девчонка, как и раньше, глядит. Нос кверху вздернут. Левый глаз усмехается.

     Смотрит Коська на девчонку и думает:

     "А ну как зашевелится она сейчас, откроет рот и скажет: "А и сволочь же ты, Коська, шантрапа ты беспризорная. Какое ты имел право украсть меня вместе с ботинками и книжками политическими?!"

     Но нет, знает Коська - не оживет девчонка. И жалко ему немножко, что не может она заговорить, не может даже чуть-чуть подмигнуть ему, Коське, серым своим веселым глазом.

     Не стал Коська прятать карточку, а повесил ее у себя в шалаше. Вместо гвоздя щепочку взял и приладил в уголке на стенке.

     И стало как будто веселей в его логове.

     Спалось Коське плохо. Часто просыпался он, душило его что-то - объелся, наверно. И все-таки каждый раз он не мог утерпеть - то хлебца откусит, то от колбасы кусочек отщипнет, то конфетку начнет сосать.

     А под утро заснул крепко и увидел во сне, что он у себя дома, в деревне, что он еще маленький, что живы еще и матка его и отец. Сидит он, Коська, на лавке, плетет из кудельки кнутик, а сестренка его Саша - тоже живая - сидит рядом и мягким деревянным гребешком чешет ему волосы...

     А когда проснулся утром Коська и увидел над головой портрет, понял, чем он ему так полюбился: девчонка-то с веселыми серыми глазами на сестру его Сашу похожа.


     Пришли дни плохие. Опять на колун сел Коська - совсем брюхо подвело.

     Осень уже настала, дожди часто шли. Земля холодная стала и голая, без одной травинки. Бывало, с утра до ночи не вылезал Коська из своего логова. Дрожь пробирала от сырости.

     Вот лежал он раз у себя под щитами. В животе кишки стянуло: со вчерашнего утра хлеба Коська не нюхал. Со вчерашнего дня все раздумывал, где бы хоть пятачок на шамовку достать. А где ж его достанешь, пятачок, если не везет человеку? А не везет Коське - хуже и не придумаешь. Третьего дня на станции чуть под поезд не попал - на ходу из вагона выскочил. Убегал от мужика, у которого пилу из-под лавки вытянуть хотел, прыгнул - и прямо на рельсы. А вчера его хохлушка кочергой огрела по спине. Коська у нее во дворе полотенце с веревки неловко дернул.

     Нет, не умеет Коська воровать. Не выйдет из него порядочный вор - это и ребята говорят, и сам он видит.

     И "стрелять" разучился. Пойдет милостыньку просить, а глаза у него бегают: люди сразу видят, что он за человек такой.

     - Иди, иди, - говорят. - Знаем мы, какой ты сирота. Вор - по глазам видно.

     Лежал Коська в шалаше и думал: продать бы что! Нечего. Все богатство на нем. Сквозь рубаху голый живот виден, голова не покрыта, ноги не обуты, штаны на трухлявой тесемочке держатся.

     И тут он портрет увидел.

     "А что, - думает, - загнать, что ли? Может, на фунтяшник хлеба дадут. Или хоть на полфунта".

     Жалко ему портрета. Да что ж поделаешь. Правду люди говорят: голод не тетка. Вздохнул Коська, посмотрел напоследок на девочку, снял карточку со стены, разгладил ее кое-как, пыль вытер, дырку от гвоздя пальцем затер и потопал на базар.

     На базаре вынул портрет, ходит, размахивает им, кричит:

     - А вот кому? Дешево отдам!

     Люди не глядят даже. Мимо проходят.

     Коська еще громче кричит. Еще пуще размахивает портретом. Баба толстая идет. Он бабе в лицо свой товар тычет:

     - Тетенька, купите патрет.

     Баба пухлой рукой махнула, не посмотрела даже:

     - А ну тоби к бису. Що це за патрет.

     Другая баба долго стояла, рассматривала портрет. И так на него поглядит, и вниз головой повернет, и на свет посмотрит. Потом головой покачала, вздохнула, сказала Коське: "Бить вас, мазуриков, надо", - и пошла дальше.

     А Коська уж еле ходит. Еле ноги таскает. И голос у него охрип.

     "Хоть кусочек, - думает, - хоть корочку дали бы".

     И вдруг подходит к Коське человек. Бородатый. Высокий. В белой рубахе. В веревочных чувячках на босу ногу. Увидел портрет, выхватил у Коськи из рук:

     - Это что такое?

     Сдрейфил Коська. Уж бежать хотел, да не может: ноги не бегут.

     - Где взял? - спрашивает бородатый, а сам так и рыщет глазами по Коськиной карточке.

     - Это моя вещь, - говорит Коська. - Патрет называется.

     - Вот как? Портрет? А это чей портрет?

     - Ну, как чей? Сестренка это моя.

     Усмехнулся бородатый в свою черную бороду.

     - Хорошая у тебя сестренка. А зовут ее как?

     У Коськи еле язык ворочается.

     - Саша, - говорит.

     Опять смеется бородатый.

     - Гм. Саша? А может быть, Наташа? Ты что же это, купец, выходит, сестренку свою продаешь?

     - Продаю, да, - говорит Коська. - Деньги очень нужны.

     - А сколько хочешь?

     Видит Коська: понравилась человеку вещь, - значит, можно цену и побольше заломить.

     - Полтинник! - говорит.

     Задумался бородатый, затылок стал чесать.

     "Эх, - думает Коська, - лишнего маленько я запросил".

     А бородатый посмотрел еще раз на карточку, отдал ее Коське и говорит:

     - Вот что я тебе скажу. У меня денег сейчас с собой нет. И я сейчас тороплюсь - на работу опаздываю. А мы с тобой вот что сделаем. Ты, брат, приходи ко мне вечером на квартиру. Я тебе за эту фотографию полтинник дам и даже больше. Это, - говорит, - имей в виду, очень замечательная фотография. Придешь?

     - Приду, - говорит Коська, а сам думает:

     "Дожидайся... приду... Заманиваешь небось, бородатый черт!"

     А бородатый написал на бумажке адрес, дал Коське, помахал ему рукой и побежал в своих веревочных лапоточках с базара.

     До вечера долго еще было. И Коська раз десять загадывал себе: идти ему или не идти? На базаре подстрельнул огурцов пару и хлеба маленький кусочек. Посытнее стало - портрет пожалел. Стоит ли продавать? Ведь и верно - вещь замечательная. Да и боязно было идти: а что, если нарочно его бородатый заманил? Придет Коська, а там засада, мильтоны сидят с наганами.

     Но к вечеру осмелел Коська. Есть очень уж захотелось. Подумал, подумал и пошел к бородатому. Отыскал улицу, дом нашел. Домик совсем небольшой, с крылечком. Садик рядом. В садике яблоня растет, перед крылечком подсолнухи желтеют.

     Постоял Коська на крылечке, набрался духу и постучал.

     И сразу же бородатый вышел. Как будто за дверью стоял, дожидался.

     - А, - говорит, - пришел, субчик?!

     Испугался Коська. Чуть на пол не сел.

     "Наделал, - думает, - делов. Заметет он меня сейчас. И не смыться даже".

     Стоит как пень. А бородатый смеется, дверь перед Коськой распахнул:

     - Ну, что ж. Заходи, брат. Милости просим.

     Коська порог переступил, а показалось, будто верст пять болотом шагал. Ноги не держат. "Скорее бы хоть", - думает.

     Ввел его бородатый в комнату. Поглядел Коська - небогато тут живут. Стол, два стула, койка железная, на койке шинель вместо одеяла. Книг только много. И цветочки в банках. А на стенах - картинки. Ленин с протянутой рукой. И рядом гитара висит на веревочке.

     Вынул Коська из-за пазухи портрет, протянул бородатому:

     - Нате.

     А тот будто уж и забыл, о чем договаривались.

     - А, - говорит, - карточка! Ладно, положи ее куда-нибудь. Вон на подоконник.

     Потом говорит:

     - Ну, давай присаживайся. Сейчас мы с тобой шамать будем.

     Поглядел на него Коська - смеется бородатый. "Что ж ты, - думает, - надо мной измываешься, бородатое пугало! Брать, так бери сразу".

     А тот опять смеется и говорит:

     - Садись, садись, не стесняйся.

     Сел тогда Коська. Бородатый перед ним тарелку поставил, ножик и вилку положил. Потом говорит:

     - Ты посиди минутку, ладно? А я пойду смастерю чего-нибудь.

     "Знаю, - думает Коська, - чего ты смастеришь. Лягавить пошел".

     Как вышел бородатый, Коська вилку и ножик в карман, тарелку за пазуху и шасть к окну. На подоконник залез, хотел в сад прыгать, да неловко локтем стекло задел, зазвенело оно, полетели осколки в стороны. Охнуть Коська не успел - цап его кто-то за ногу. Оглянулся - бородатый стоит. Смеется опять.

     - Ты что же это? - спрашивает. - А? Куда же это ты собрался?

     Не выдержал Коська, с подоконника на пол скатился и заревел благим матом. Думал - бить его сейчас бородатый будет. Съежился весь. А тот на корточки рядом с Коськой присел и ладошкой лохматую Коськину голову гладить стал.

     - Что с тобой? - спрашивает. - Эй, парень! Да что с тобой? Зачем плачешь?

     А Коська не слушает - воет, как дворняжка голодная. Не разберешь, что и говорит:

     - С голоду я украл. Не вор я... Ремешок сам свалился.

     - Какой ремешок?

     А Коська:

     - А-а-а... У-у-у...

     Схватил его бородатый за шкирку, тряхнул как следует, на ноги поставил.

     - А ну, хватит! Довольно! Не люблю я плаксивых.

     Перестал тогда Коська реветь.

     - Ты чего испугался? - спрашивает бородатый. - Зачем в окно полез?

     - Думал, вы мильтона звать пошли.

     - Эх, чумичка! Мильтона звать! Нет, брат. Ошибаешься. Я, брат, не такой.

     Посмотрел бородатый на стол.

     - Ох, - говорит, - а тарелку-то я забыл. Погоди, сейчас принесу.

     Только вышел - Коська тарелку из-за пазухи, ножик и вилку - из кармана - и все на старое место, на стол. Не успел положить - бородатый входит. В одной руке сковородка горячая, в другой - тарелка с хлебом и вилка с ножиком. На стол бородатый посмотрел и будто не заметил ничего.

     - Ну, садись, - говорит, - будем яичницу есть.

     Себе шматочек оставил, а Коське полную тарелку наворотил. Задохнулся Коська от одного запаха. Подцепил на вилку кусок и чуть язык не проглотил. Вот так яичница! С помидорами, с салом, с луком зеленым. Коська такую яичницу только дома, в деревне, едал, когда маленький был. С тех пор и не пробовал.

     Ест, торопится, а сам думает: "Нехорошо, надо бы потише есть". Стыдно ему - по-человечески есть разучился... А бородатый смотрит, смеется.

     - Ешь, ешь, - говорит. - У тебя, брат, небось в животе черти пляшут?

     Коське уж не страшно. Слезы высохли. Сам посмеивается.

     - Пляшут, - отвечает. - Еще как.

     - Ну и шамай, брат. А зовут-то тебя как?

     - Коська.

     - Во, брат! Удивительно. И меня тоже, представь себе, Коськой зовут.

     Смешно Коське. Такой дяденька и вдруг тоже Коська.

     - Зовут меня дядя Костя, а прозвище мое Борода. В Сибири меня так прозвали. Знаешь ты, где Сибирь помещается?

     - Знаю, - говорит Коська. - Это куда жуликов посылают.

     - Нет, брат. Туда не только жуликов... Я, брат, сам в этой Сибири двенадцать лет отгрохал.

     Рассказал Коське, как он в царское время в Сибирь на каторгу попал. За политику. Потому что он коммунист был, партийный.

     Потом Коську расспрашивал. Кто он, откуда, где родителей потерял. Коська все честно рассказал. Ему скрывать нечего: матку сыпняк угробил, а батьке ногу немец шашкой отрубил. Приехал он в деревню, пожил месяца полтора и помер. Кровь потому что спортилась.

     И про Сашу рассказал. Как жалела она его, вместо матери была, последний кусок отдавала. А потом и сама свалилась. Голодно потому что стало в деревне. Вот он, Коська, и пошел тогда по миру, куда глаза глядят...

     Слушал Коську бородатый, не улыбался. Только вилкой по столу постукивал, головой качал да приговаривал:

     - Ты ешь, брат, ешь.

     А Коська разошелся. Дядей Костей стал бородатого называть.

     Потом чай пили. А потом бородатый гитару со стены снял и пел хриплым голосом:
Лишь только в Сибири займется заря,

А в деревне народ пробуждается,

На этапном дворе слышен звон кандалов,

Это партия в путь собирается.



     А портрет так на подоконнике и лежал. И за весь вечер бородатый о нем ни одного слова не сказал.

     Уж небо вызвездило, когда уходил Коська. Бородатый ему, когда прощался, три рубля в руку сунул.

     - На, - говорит, - возьми. Должен я тебе.

     Взял Коська, подумал и назад деньги подает.

     - Нет, - говорит. - Я у вас стекло выдавил.

     - Глупости, брат. Ты завтра приходи, мы с тобой вместе его обратно вдавим. Идет?

     - Идет.

     - Ну, прощай.

     - Прощайте, дядя Костя Борода!

     Вышел Коська. Темно на улице, а Коське кажется, что светло. Петь хочется.

     Идет Коська по улице и хриплым голосом поет:
На этапном дворе слышен звон кандалов...



     А как дальше, и не вспомнить... Забыл.

     Плохо спалось Коське в эту ночь. Кряхтел, ворочался, не мог дождаться, пока утро настанет. Еще дождик, как назло, всю ночь бубнил. И ветер дул. И фонарь качался и скрипел над Коськиной головой.

     Чуть свет забрезжил, Коська уже вскочил. Хотел сразу бежать к дяде Косте, а потом думает: нет, неудобно так рано заявляться.

     С полчаса у мельницы походил, потом на базаре потолкался. Потом на фонтан сходил, умылся как следует, водички выпил и побежал.

     Бежал - посвистывал. А прибежал, на крыльцо заскочил и чуть не заплакал.

     - Ах, черт! Надо же!..

     Видит - висит на дверях замок. Ушел, значит, дядя Костя. Ну ясно: на работу ушел. Эх, Коська, Коська!.. Надо было тебе на базаре толкаться да у фонтана красоту наводить. Вот и прозевал дядю Костю. Жди его теперь до вечера.

     Сел Коська на ступеньку. Сидит мрачный, под ноги себе глядит. И вдруг - что такое? Видит, на крылечке, между двумя балясинами, бутылочное стеклышко блестит. А под стеклышком какая-то бумажка белеет.

     Поднял Коська бумажку, развернул, а это записка. А в записке большими буквами синими чернилами написано:


     "Костя! Ключ на том месте, где ты вчера выйти хотел. Заходи, пей чай, шамай. Сахар на полочке. Наколи дров, если умеешь. Я буду в 5 часов. Дождись меня.

     Твой Борода".


     Прочел Коська записку, и первым делом уши у него загорелись.

     "Как же это? - думает. - Что же это такое? Не боится, значит? Знает ведь, что вор я, а не побоялся... Заходи, - пишет".

     Потом еще раз перечитал записку. Думает: "А где же ключ? Как это понимать надо: "Где ты вчера выйти хотел?"

     Подумал Коська, подумал, в затылке почесал и догадался: через окно ведь он вчера вылезти хотел. Значит, там и ключ искать надо.

     С крыльца сошел и сразу увидел: окошко, где стекла высажены, фанеркой заколочено. Сунул палец между фанерой и переплетом - так и есть: ключик туда засунут.

     Посмеялся Коська.

     "Эх, - думает, - ну и хитрый ты, дяденька Костя!"

     Не сразу Коська в дом вошел. Неудобно было. А потом думает: "Ладно, войду". Замок отпер и вошел.

     Всюду походил, все осмотрел. Есть не стал и чай пить не стал, а дрова переколол все, какие были, и двор подмел, и все щепочки до одной в кухню перетаскал. Потом стал ходить и думать: "Что бы еще сделать?" Видит - портрет на подоконнике лежит. Надо повесить. Нашел гвоздик и приколотил портрет над дяди Костиной койкой. Потом воду переменил в баночках, где цветы стояли. Пол в комнате чисто подмел. Потом сел на койку, думает: "Буду ждать дядю Костю". Потом разморило его в теплой комнате, прилег он, голову на подушку уронил и заснул.

     И вдруг сквозь сон слышит:

     - Костя, обедать пора!

     Вскинулся Коська, встрепенулся: что такое? Где он? Кто это его обедать зовет?

     Видит - у стола дядя Костя хлопочет. Над столом пар клубится. И в комнате чем-то горячим, съедобным пахнет.

     Вскочил Коська.

     - Ой, - говорит, - дядя Костя!! Когда вы пришли?

     - А я, - говорит, - минут сорок уж как пришел. Выспался?

     - Выспался, - говорит Коська. Стыдно ему. Как же это он так заснул, да еще на чужой постели. - Вы, - говорит, - простите, что я на вашу койку лег.

     - Не за что прощать, - говорит дядя Костя. - Койка для того и стоит, чтобы на ней спали.

     Потом говорит:

     - Ну, садись, будем картошку есть. Сходи в сени, руки сполосни.

     Пообедали они с дядей Костей. Потом стали стекла вставлять. Коська замазку месил, гвоздиков из проволоки нарубил, как дядя Костя ему показал. Потом чайник воды на таганок поставил, чай пить сели.

     Дядя Костя у Коськи спрашивает:

     - Ты как, брат, работы не боишься?

     - Нет, - говорит Коська, - не боюсь. Какую хошь давайте работу - все сделаю. Дров нарубить, воды натаскать, пожалуйста. Пол даже могу мыть. Рубаху вам, если хотите, и то могу зашить. Только иглу подлиннее дайте.

     Смеется дядя Костя.

     - Нет, - говорит, - я не об этом. Я не о такой работе говорю. Я думаю, тебя бы на место определить надо.

     - На какое место?

     - А это мы, погоди, обмозгуем. Тебя бы по правилам в интернат, в школу определить следовало, да, к сожалению, сейчас чересчур переполнено всюду. Больно уж много на белом свете вашего брата, бездомников, развелось. А насчет работы - это мы, брат, непременно обмозгуем. Ты как на это?

     - А примут меня?

     - Почему же!

     - Мне ведь тринадцати еще нет.

     - Какую-нибудь работенку найдем. Тебе пролетарская закалка нужна. Говори правду, Коська, хочешь быть пролетарием?

     - Хочу, - говорит Коська. - Только... это что значит - пролетарий?

     - А это значит человек, который честным трудом на хлеб себе зарабатывает.

     - Да, хочу, - сказал Коська. И голову опустил. И вздохнул. Больно уж ему надоело нечестным трудом колотушки на базаре зарабатывать.

     И вот устроил дядя Костя Коську на работу. Работа, правда, пустячная - афишки по городу расклеивать, - а все хлеб. Сказали Коське, что будут платить ему восемнадцать рублей и восемьдесят копеек в месяц. Очень был рад Коська, а еще больше рад, что дядя Костя его жить у себя оставил.

     - Я, - говорит, - хоть и с бородой, а такой же, как и ты, круглый сирота. Правда, есть у меня один милый человек, так он не здесь, а в Питере находится. Живи, пожалуйста, мне даже очень приятно, не так скучно будет.

     - А жены у вас разве нету, дядя Костя? - спросил Коська.

     Помолчал дядя Костя, по комнате походил и ответил:

     - Это ты еще мал немножко, не поймешь такие вещи. И есть и нету.

     Не понял Коська: как это и есть и нету?

     А дядя Костя к окну подошел, пальцем по стеклу постучал. Потом говорит:

     - Ты, брат, на меня внимания не обращай. Не стесняйся. Живи, пожалуйста, пока живется. Ты мне этим одно удовольствие доставишь.

     Коська у него и поселился. Из двух ящиков койку соорудили, в мешок сена наклали - получилась постель. Одеяло ему где-то дядя Костя раздобыл. А подушку Коська из первой получки на базаре купил. За четыре рубля. С наволочкой.

     И стал Коська жить припеваючи.

     Утром вставали вместе, оба на работу шли. Дядя Костя в каком-то партийном архиве работал. Книги все читал. И писал чего-то.

     А Коська по городу бегал, афишки на столбах расклеивал.

     К полудню Коська освобождался, бежал домой. Дрова колол, в комнате убирал. Очень старался, чтобы дяде Косте угодить. А тот его ругал.

     - Ты, - говорит, - у меня не денщик и не домработница. Мы с тобой друзья и должны все на пару делать.

     Обед вместе готовили. После обеда дядя Костя или вслух читал, или Коську заставлял вслух читать. Коське - тому лучше слушать, чем самому читать. Но все-таки, чтобы дядю Костю не обидеть, читал. И приохотился постепенно. Потому что книжки дядя Костя умел забавные доставать. Начнешь читать - интересно, что дальше будет.

     Пели вместе под гитару. В садике иногда кое-чем занимались. В кино раза четыре ходили. В шашки Коська научился играть.

     Совсем не узнать стало Коську. Приоделся. К сапогам стал привыкать, мылся каждый день, волосы под польку подстриг. Митька Ежик его на улице встретил - не сразу узнал.

     - Ты что, - спрашивает, - с фартом? Воруешь?

     - Нет, - говорит Коська. - Ошибся маленько. Я теперь не вор, а пролетарий.

     Но все-таки дал Ежику двадцать копеек на папироски. Потому что, хоть он, Митька, и вор, а курить ему нечего. А Коське не жалко. Тем более что сам он курить бросил: дядя Костя этого не любит, говорит: буржуазная привычка.


     Вот жили они так месяц или полтора. А потом вдруг видит Коська - дядя Костя скучный ходит. Сядут обедать - он не говорит, думает о чем-то. Придет с работы:

     - Ну как, новенького ничего?

    

... ... ...
Продолжение "Портрет" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Портрет
показать все


Анекдот 
Зима - это время планового техобслуживания Матрицы. Чтобы высвободить вычислительные ресурсы на сборку мусора, сокращают световой день, с растений убирают листву, а небо закрашивают равномерно-серым цветом. Так меньше нужно обсчитывать в картинке. Раньше ещё всё засыпали равномерно-белым снегом, но с установкой новых мощных серверов это уже не обязательно. После следующего апгрейда, говорят, вообще не нужно будет устраивать выделенную зиму.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100