Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Маслов, Юрий - Маслов - Белогвардейцы


Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Юрий Маслов. Белогвардейцы



     (Сканировано с издания Юрий Маслов "Белогвардейцы"

     Москва, Издательсто "Тантра", 1993 год.

     OCR, spellcheck: Александр Николаевич Васильев


     А я стою один меж них

     В ревущем пламени и дыме

     И всеми силами своими

     Молюсь на тех и за других.


     М. Волошин


     При подходе белых город мгновенно ощерился ледяным холодом штыков, тупыми рылами пулеметов, выкатил на огневые позиции батареи. И началось...

     Первым пошел и атаку офицерский Корниловский ударный полк. Шел молча, чеканным строевым шагом, как на параде, подхлестываемый лютой ненавистью и сухим треском барабанных палочек. В лучах еще тусклого зимнего солнца зловеще посверкивали серебряные, с черно-красным просветом и вензелем К погоны и белые черепа со скрещенными костями - на фуражках и у левого плеча па фоне голубого щита. Чуть ниже - два скрещенных меча и граната. И надпись: "Корниловцы". Жуткое зрелище. Кажется, сама смерть топает тебе навстречу...

     Большевистская цепь не выдержала, дрогнула, смешалась со второй. По ним тотчас ударили шрапнелью с флангов пушки, и корниловцы бросились в штыковую. Их поддержали марковцы...

     Добровольческая армия охватила город кольцом - не вырваться. Но именно это обстоятельство и отрезвило красных. За ночь они произвели перегруппировку сил и нанесли мощный контрудар...

     Пять дней беспрерывно ухала артиллерия, трещали пулеметы, хлопали винтовки, пять дней дрались и, матерясь, сходились в штыковую обе стороны, и неизвестно, кто бы одержал верх, если бы к вечеру пятого дня не зашелестел, не пополз по офицерским ротам и батальонам встревоженный, схватывающий сердце страхом и болью слушок: "Корнилов... Корнилов убит!"

     Да, исход этого небывалого по жестокости сражения, в

     котором красные и белые потеряли более чем по три тысячи человек, решила смерть генерала Корнилова. Красные обнаружили его штаб, пристрелялись, и один из снарядов угодил в комнату, где работал генерал.

     Белые запаниковали и отступили на исходные позиции - к станице Елизаветинской. Но и здесь не удержались. На следующий день их прямо с марша атаковал подоспевший на помощь красным Дербентский полк, с флангов прижала конница Сорокина. И генерал Деникин, который после смерти генерала Корнилова принял командование Добровольческой армией, боясь окружения и полного разгрома, решил отступать.
ГЛАВА I


     - Господа, а ведь нас бросили! - сказал прапорщик Колышкин, приподнимаясь на локте и пытливо вглядываясь в лица сотоварищей, которые, как и он, лежали на полу грязной, задымленной хаты и с бессмысленным, тупым упорством рассматривали давно не беленный, в нескольких местах протекший потолок. Периной всем служила солома, одеялом - шинель. - Или вы по согласны? Сомневаетесь? - Он закашлялся (пуля пробила

     ему грудь навылет), повалился на спину, прижал к еще по-детски пухлым губам окровавленный платок. - Ну что вы молчите, господа?

     Ему никто не ответил. Офицеры продолжали разглядывать узорчатые потеки на потолке. Взглянуть друг на друга боялись, нет, скорее стыдились, ибо только вчера каждый из них утверждал: "Мы - люди долга и чести, мы - рыцари, мы верны себе, Родине и друзьям до последнего вздоха, мы никогда не бросим товарища на поле брани..." А вот бросили! Выкинули, как отслужившие свой срок сапоги!

     За окнами, поскрипывая давно не смазанными колесами, протарахтели подводы, прошел на рысях отряд конников. И в хате сразу же повисла жуткая, гремящая тишина, перестал даже стонать валявшийся без сознания вторые сутки корнет Егоров - всех придавила, словно могильная плита, мысль о правоте прапорщика, о неумолимо приближающейся смерти, ибо каждый сообразил, что подводы - это обоз отступающей армии, конный отряд - его прикрытие, арьергард.

     - Ушли! - уже не скрывая слез, выдавил прапорщик Колышкин. - Плюнули и ушли! - И заворочался, заскрежетал зубами, забил кулаками по полу, неумело матерясь, проклиная своих собратьев по оружию, их красивые речи и обещания.

     - Прекратите истерику! - вдруг гаркнул поручик Дольников. - Вы офицерского звания недостойны! - Дрожащими от злости пальцами он сунул в рот папироску и уже тише добавил: - Возьмите себя в руки!

     - Не горячитесь, поручик, - урезонил его лежавший рядом ротмистр Строев. - Надо уметь смотреть правде в глаза... Нас бросили? Бросили. И это факт. И отрицать это бессмысленно.

     - У них не было другого выхода. Нас, тяжелых, более трехсот человек...

     - Откуда вам это известно?

     - Таня сказала, сестричка наша... Так вот, с таким обозом краснопузые нас бы в два счета догнали и... Понимаете? А так нашим, может быть, еще удастся уйти. Я прав?

     - Возможно. - Ротмистр задумчиво провел ладонью по обросшей рыжей щетиной щеке. - Только я вот что вам скажу... Был бы жив генерал Корнилов, царствие ему небесное, мы бы сейчас с вами здесь не валялись.

     - И вы туда же, - вяло отмахнулся поручик. - Все они одним миром мазаны. - Сложил губы в ядовитую усмешечку, выпустил дым колечком и спросил: -У вас есть оружие?

     - Застрелиться желаете?

     - Это не для меня, - сказал поручик, стряхнув пепел в консервную банку. - Жизнь в руках божьих. Он нам ее дал, он ее и возьмет. Противиться смерти - глупо, но и шагать ей навстречу - глупо. Поэтому хочу предупредить: не палите зря.

     - А с чего вы вздумали, что я начну палить?

     - Вы человек вспыльчивый, можете не выдержать.

     Ротмистр надолго задумался, почесал широкую волосатую грудь и спросил:

     - Вы что, на их благородство рассчитываете?

     - Только на бога.

     Ротмистр расхохотался наивности собеседника и, придвинувшись к нему, прошептал на ухо:

     - Они безбожники, поручик. Они сделают с нами то, что мы сотворили с ними в Тихорецкой... Переколют, как свиней, и крышка!

     - Значит, судьба, - вздохнул поручик. - У вас чистого листа бумаги не будет?

     - Завещание хотите оставить?

     - Что-то вроде этого.

     Ротмистр придвинул к себе казачий баул, порылся в нем и бросил соседу тонкую ученическую тетрадь.

     - Валяйте, сударь. Только не думайте, что от этого вам станет легче.

     - Как сказать. - Поручик достал из нагрудного кармана карандаш, поразмышлял, глядя в пространство, и принялся писать:

     "Алеша, брат мой, я десятый день в госпитале, тяжело ранен, шансов выжить - как у сломавшего ногу скакуна. И все-таки надеюсь выбраться. Надеждой жив человек.

     Ну а теперь о главном, о том, что рождало между нами долгие ночные споры, а порой и разногласия... Алеша, ты прекрасно знаешь, что я с детства мечтал о карьере военного и готовил себя к ней - спал с открытым, окном, делал зарядку, занимался спортом. Ты, как старший брат, и отец были против, но я настоял на своем и

     пошел против вашей воли. Жалею ли я об этом? Пожалуй, нет. Защита Отечества - дело святое. И, когда началась война, я все силы отдал служению Родине - ел и спал с солдатами, ходил в штыковую, совершал глубокие рейды и маневры... И мы бы победили - русский солдат неприхотлив, в бою зол, смел, инициативен и решителен. Но именно этой инициативы его и лишили. И не только его, но и нас, младших и старших офицеров. Коми командовали бездари и безмозглые идиоты, наделенные царской властью. Чем все кончилось, ты прекрасно знаешь. В Карпатах немцы нас взяли в клещи, и вся наша стотысячная армия погибла - две трети уничтожили, остальные попали в плен, в том числе и я, лейб-гвардии поручик Семеновского полка Михаил Дольников.

     Плен, конечно, штука неприятная, но... Я впервые получил возможность подумать, разложить все по полочкам, привести свою жизнь к общему знаменателю... Ты прекрасно знаешь, что я всегда был противником монархии. Мой лозунг - республика, демократия, социальные реформы: передача земли крестьянам, поэтому когда я бежал из плена и после долгих мытарств вернулся на Родину, то без колебаний принял сторону генерала Алексеева, ибо девиз его Добровольческой армии - "России -демократическую конституцию" - полностью отвечал моим взглядам.

     Поначалу все шло хорошо. Мы занимали город за городом, брали станицу за станицей. А затем... Страшно подумать, Алеша, но мы, Белая гвардия, превратились...Язык не поворачивается сказать, во что мы превратились. Грабежи, мародерство, повальное пьянство (господи, прости нас грешных)... Мы стали мстить большевикам их же оружием - насилием и массовыми расстрелами, мы забыли, что такое честь, долг, братство... Не лучше обстояли дела и в штабе армии. Корнилов сцепился с Алексеевым (видно, власть не поделили), Деникин пока держит нейтральную сторону, поэтому разнобой полный: казаки - с Корниловым, гвардейцы - с Алексеевым. Если и дальше так будет продолжаться, то армия развалится. Впрочем, уже развалилась. Под Екатеринодаром красные всыпали нам по первое число. Корнилов убит (может

     быть, это и к лучшему), командование принял генерал-лейтенант Деникин и дал приказ отступать. А нас, раненых, чтобы не связывать себе руки, оставили в станице Елизаветинской. Отсюда тебе и пишу...

     Вот такие дела, брат мой. Разлад в душе и мыслях полнейший. На днях даже подумал: а не перейти ли на службу к большевикам?.. Все, Алеша, кончаю - уже копыта за окном стучат... Поцелуй и обними за меня отца и мать. А письмо не показывай: не стоит их расстраивать.


     Прощай! Твой брат М. Дольников.

     14. IY.1918 г.".


     Поручик вложил письмо в конверт, написал адрес и спрятал его в карман шинели. И вовремя. На улице грохнул выстрел, второй, третий, донеслось ржание лошадей, топот ног, дверь распахнулась, вернее, чуть не слетела с петель - так по ней приложились сапогом, - и в хату ввалился комиссар. Именно комиссар, ибо представление

     о том, как выглядят комиссары, белогвардейцы уже имели, и сложилось оно у них в стереотип: офицерская фуражка, кожаная тужурка, сапоги. А у бедра - парабеллум на ремешке. Да и взгляд у вошедшего был комиссарский - колючий, вызывающе-дерзкий, беспощадный, взгляд человека, убежденного, что мир должен быть переделан именно так, а не иначе. И переделывать его не

     кому-то, а именно ому. бывшему путиловскому рабочему Фёдору Сырцову.

     Следом за комиссаром в избу протиснулись три красноармейца в коротких шинелях без погон и грубых солдатских ботинках. У каждого - винтовка наперевес с угрюмо посверкивающим жалом штыка, на боку - шашка. Вошли и встали как вкопанные, с любопытством озираясь, рассматривая, кто и что перед ними лежит. Первым открыл рот комиссар.

     - Ну что затихли, вашблагородь? В штаны, что ль, от страха наложили? - Он сделал шаг вперед, блуждающий взгляд наткнулся на рыжеусого ротмистра. - Ты кто?

     - Конного генерала Маркова офицерского дивизиона ротмистр Строев.

     - Много наших положил?

     - Хватит

     - Откровенный дядя. - Взгляд переметнулся на поручика, выделил на груди два Георгиевских креста. - Где отличился, господин поручик?

     - На германском фронте.

     - Где именно?

     - Под Кржешовом и у Новой Александрии.

     - За Россию, значит, воевал?

     - За Россию.

     - А сейчас за кого?

     - Тоже за Россию.

     - Единую и неделимую?

     - Единую и неделимую.

     - А мы... - Комиссар хватил себя кулаком в грудь. - За единую, неделимую, советскую! Понял?

     - Если вы хотите продолжать со мной разговор, то обращайтесь, пожалуйста, ко мне на "вы", - спокойно процедил поручик. Ни один мускул не дрогнул на его бледном чеканного профиля лице.

     - На "вы"?! - Комиссар сплюнул и завертелся волчком, ища, на ком бы сорвать злость. И нашел. Взгляд упал на юного прапорщика.

     - А ты куда, сопляк, лез? Славы захотел?

     - Прошу на меня не кричать, - тихо, но достаточно твердо ответил безусый мальчик. - У вас свои убеждения, у меня - свои.

     - Так... - Комиссар озадаченно изогнул бронь, рука непроизвольно легла на эфес шашки. Вытащив на треть клинок, он задумался и с треском загнал его обратно. - Ну и подыхайте за ваши убеждения! - Выругался и пошел прочь.

     - Господин комиссар!

     Комиссар будто на столб налетел - замер, медленно повернулся, рыская взбешенными глазами в поисках обидчика.

     - Кто?

     - Не горячитесь, комиссар. Слово "товарищ" для меня столь же чуждо, как для вас "господин", - вежливо проговорил поручик. - У меня к вам просьба... - Он вытащил из кармана шинели конверт. - Бросьте где-нибудь в почтовый ящик, авось дойдёт...

     Комиссар долго молчал, пристально, не мигая рассматривая протянутую руку, наконец решился, взял конверт, подошел к окну, где было посветлее, вскрыл, и глаза быстро забегали по бумаге. Поручик дёрнулся, лицо превратилось в маску презрения.

     - Вам разве не говорили, что читать чужие письма - занятие непристойное для порядочного человека?

     Комиссар не обратил на его слова ни малейшего внимания. Но от письма всё-таки оторвался: его вывела из себя жужжавшая на стекле муха. Он щелкнул по ней пальцем, убедился, что цель поражена, и продолжил чтение. Закончив, вонзил в поручика острый, как лезвие клинка, взгляд карих, с любопытной усмешечкой глаз.

     - Здесь всё правда?

     - Перед смертью врать бессмысленно, - не поворачивая головы, ответил поручик.

     - Вы какое училище кончали?

     - Московское Александровское.

     Комиссар кивнул и направился к выходу. Вслед за ним высыпали на свежий воздух красноармейцы.

     - В овраг? - спросил первый. У него было широкое лицо с плоским утиным носом и вялые, бесформенные губы - простодушное лицо. Зверя в нём выдавали лишь глаза - бесцветные, немигающе-пустые.

     - В овраг, - сказал комиссар. - А поручика - в обоз. Влейте в него стакан самогонки, и пусть храпит. Я с ним потом разберусь. - Он спрятал конверт во внутренний карман кожанки, кашлянул в кулак и зашагал к следующей хате.


     Шифротелеграмма. Совершенно секретно.

     Ставка В. С. Ю. Р. *. Часть разведывательная.

     Настоящим докладываю:

     1. После неудачи августовского наступления советское

     командование изменило план операции.

     К началу октября в штабе армии под руководством Троцкого закончена подготовка для нового, решительного контрудара. Образованы две группы: первая - из резерва главкома и части 14-й армии к северо-западу от Орла для действия на Курско-Орловскую железную дорогу; вторая - к востоку от Воронежа, из конного корпуса Буденного, который должен разбить противника под Воронежем и ударить в тыл Орловской группе в направлении на Касторную.

     Цель операции: разъединить - стратегически и политически - Добровольческую и Донскую армии.

     2. На нашей стороне сочувствие подавляющего большинства населения и, в частности, всего, или почти всего, крестьянства. Против Красного террора восстало Поволжье - около 100 тысяч крестьян; поднялись на борьбу казаки верхнедонских станиц - 30 тысяч; в Орловской, Курской, Воронежской и Тверской губерниях по сводкам ПУРа РККА зарегистрировано 238 восстаний крестьян. Причины восстаний - непосильная тяжесть многочисленных повинностей, произвол, насилие, массовые расстрелы, бесчинства и использование служебного положения советскими и партийными работниками в корыстных целях. Этим надо незамедлительно воспользоваться... Ангел.


     ----------

     * Вооруженные силы Юга России.
ГЛАВА II


     Дорога шла лесом, была узка, беспрерывно петляла, но хорошо накатана, и ординарец командира полка Федор Машков, которого за услужливую исполнительность все звали просто Феденька, высказал предположение, что где то поблизости село, и повеселел, хватил плетью своего рыжего, с белой отметиной на лбу дончака, не желавшего бежать рысью, беззлобно проворчал;

     - Потерпи, милый! Сегодня в тепле заночуем, водички колодезной попьем, овса поедим... Насыплю - не пожалею!

     - А если там красные? - поддел его второй ординарец вахмистр Нестеренко.

     В отличие от Машкова, который больше занимался хозяйственными делами - добывал провиант, кашеварил, бегал в поисках ночлега, - Нестеренко был, так сказать, полевым адъютантом командира полка, его телохранителем, поэтому чувствовал себя рангом выше и частенько подтрунивал над коллегой. Но не зло: в бешенстве Машков доходил до точки и мог люто расправиться с любым обидчиком - шашкой он тоже владел неплохо.

     - А мы их порубаем, - улыбнулся в заиндевевшие усы Машков. - Пущай они блины на морозе трескают.

     - Порубаем... - скептически вздохнул Нестеренко. - Мы их уже два года рубаем, а они... Ты про Змея Горыныча сказку знаешь?

     - Бабка рассказывала.

     - Так вот, ему одну башку снесешь, а вместо нее три новые вырастают. А красные, в рот им печень, той же породы.

     - Порода у них змеиная, - согласился Машков. -- Плодятся здорово! - Он задумался, потрепал по холке коня. - А при чем здесь Змей Горыныч? Это бабы, сучье вымя, во всем виноваты - рожают да рожают!

     - Красненьких?

     - И красненьких, и беленьких, и зелененьких, - загоготал Машков. - А не уследишь - так она тебе и черненького подкинет.

     - А у тебя какой?

     Машков враз помрачнел, сдвинул брови, и Нестеренко, сообразив, что наступил па больную мозоль (жена Машкова умерла во время родов), мгновенно переменил тему разговора.

     - Однако темнеет, - сказал он, достав из нагрудного кармана вороненые часы с боем. - И мороз... Градусов двадцать будет?

     Ему никто не ответил. Машков сворачивал самокрутку, а полковник, положив руки в теплых кожаных перчатках на луку седла, дремал - сказалась усталость и предыдущая бессонная ночь.

     - Будет, - убежденно проговорил Нестеренко. - У меня пальцы на левой ноге совсем занемели.

     - Они у тебя что, заместо градусника? - спросил Машков.

     - Подметка отлетела.

     Нестеренко взглянул на крепкие, офицерские, смазанные салом полковничьи сапоги и отвернулся. Мечта, а не сапоги!

     Через два часа они выехали на опушку леса. Дончак под Машковым навострил уши и радостно заржал. Машков хватил его кулаком по шее ("Молчи, скотина!"), вытянул вперед и влево руку, и лицо озарилось улыбкой.

     - Ну что я вам говорил!

     Полковник Вышеславцев привстал на стременах. Действительно, в двух-трех верстах (точнее определить было трудно - расстояние скрадывали сгустившиеся сумерки) виднелись тусклые, будто смазанные, огоньки большого селения. Что оно большое, догадался бы и дурак: на фоне черного, усыпанного редкими звездочками неба

     ясно проглядывал церковный крест. Это обстоятельство одновременно обрадовало полковника - его вконец измотавшиеся люди могли бы хорошенько отдохнуть - и огорчило, заставило задуматься: а что если Нестеренко прав - в селе красные?

     Год назад Вышеславцев не придал бы этому и значения, бровью бы только повел, - и его уланы в мгновение ока превратили бы противника в шинкованную капусту. Но это год назад, а сейчас... Полковник бросил взгляд за спину, и его охватил озноб. Не от холода - от чувства брезгливости и жалости: из леса выкатывалось... стадо баранов. Иначе назвать два измученных, обессиленных долгим преследованием противника эскадрона было

     просто нельзя. И не верилось, что это стадо не так давно с. гордостью именовали 2-м уланским полком. И что этот полк считался одним из лучших в армии Деникина. Он принимал участие в боях под Курском, Воронежем, он должен был первым ворваться в Орел, но... Под Воронежем Буденный неожиданно догнал Мамонтова и разделал, как бог черепаху. От семи дивизий осталось две, да и те при отступлении сильно поредели: донские и кубанские казаки разбежались по родным станицам и хутором. Большие потери понес и полк Вышеславцева, который бросили на помощь Мамонтову. Погибли лучшие из лучших - уланы. Позорному бегству они предпочли смерть на поле боя. Только благодаря их мужеству Вышеславцеву удалось вырваться из окружения и уйти на Харьков.

     Два месяца полк залечивал раны, но полностью оправиться - обрести прежнюю силу духа и уверенность в победе - так и не смог. Пополнение - а это зачастую были случайные, обиженные Советской властью люди - плевать хотело и на честь мундира, и на святая святых - знамя полка. Они пришли не сражаться за Отечество, а мстить, убивать, грабить. И вот результат: поражение под Новочеркасском, разгром под Ростовом. Дальше отступать некуда - Новороссийск. А они все драпают и драпают...

     Полковник поднял правую руку, и к нему тотчас подскакали командиры эскадронов - штаб-ротмистр Крымов и есаул Задорожный. Полковник глянул на их нетерпеливо подрагивающие лица и, чтобы скрыть усмешку, отвернулся. Более разнящихся между собой людей он еще не видел. Штаб-ротмистр - потомственный дворянин, безупречно владеет тремя европейскими языками, по-русски шпарит с легким акцентом. У него приятное, волевое лицо и... вызывающе-наглые манеры, естественно, приобретенные уже на фронте. И эти манеры, безупречная внешность и речь, пересыпанная отборнейшими русскими "в бога, в мать, Христа и веру", создают образ этакого обаятельного хулигана, от которого можно ожидать любой выходки. Поэтому, обнаружив неделю назад на Крымове новенький полушубок, Вышеславцев не удивился, понял: вырождение нации - это не только смена обличья, но и падение духовной нравственности.

     Задорожный - сын зажиточного казака, окончил Новочеркасское юнкерское училище, участвовал в русско-японской войне, прошел гражданскую, ни черта не понял и от этого непонимания и вовсе озверел - готов рубить всех и каждого. Не понимает он и Крымова, который воюет за какие-то там убеждения, вечно спорит с ним, желает возразить, но мысль не подчиняется ему, и он, чтобы хоть в чем-то отстоять свою правоту, называет эскадрон сотней: "Сотня... рысью... марш!" И при этом ехидно улыбается. Злопамятный мужик, колючий. И красных ненавидит люто. Рубит мощно, с оттягом, разваливая до самого седла. .

     Но сейчас полковнику требовался не только решительный и до отчаяния храбрый солдат, но и рассудительный, крайне осторожный, поэтому в разведку он назначил Крымова. Сказал:

     - Если в селе спокойно, дайте зеленую ракету. Желательно низом и в нашу сторону. Если обнаружите противника, то разузнайте по возможности его численность. и известите меня. Ясно?

     - Ясно, - сказал Крымов.

     - Господин полковник, разрешите и мне прогуляться? - спросил Машков.

     - Если ротмистр не возражает, пожалуйста.

     - Не возражаю, - сказал Крымов, пришпорил коня и поскакал к своему эскадрону. - Добровольцы в разведку есть?

     Строй всколыхнулся, выбросил на поляну трех всадников - рядовых Стешенко и Куренкова и урядника Прохорова. Крымов одобрительно кивнул - эти не подведут, люди проверенные, - поправил кобуру и скомандовал:

     - За мной, по двое, рысью... марш!

     Через полчаса они свернули на большак, выехали на окраину села и у первой же избы спешились. Крымов быстро сориентировался, расставил людей по точкам так, что дом оказался практически окруженным, вытащил револьвер и вместе с Машковым прошел к двери.

     - Стучи!

     Машков подумал и постучал в заиндевевшее окошко

     - У нас обычно в окна стучат, - сказал он, оправдываясь.

     Через минуту дернулись, поползли в разные стороны вылинявшие ситцевые занавески, и сквозь двойные рамы Машков с трудом различил женское лицо.

     - Баба! - прошептал он. - Это худо, эти стервы всякое могут выкинуть.

     - Кто? - протирая ладонью стекло и тщетно пытаясь разглядеть пришельца, спросила женщина.

     - Свои, -спокойно проговорил Машков, махнул рукой - открывай, мол, - и направился к двери.

     Прошла минута, а может, две. В сенях что-то грохнуло - по-видимому, женщина в темноте налетела на пустое ведро, - послышались глухие проклятия, ругань, и наконец, к великой радости Крымова, звякнула щеколда. Он оттолкнул женщину в сторону, ворвался в комнату и только тут услышал ее запоздалый, испуганный вскрик

     - Цыц! - Машков мгновенно зажал ей рот, строго спросил: - Одна?

     - Одна, - кивнула женщина.

     - Ну и молодец! - Он втолкнул ее в комнату, вошел сам, увидев в углу иконку, перекрестился.

     - Никого, - сказал Крымов, внезапно вынырнув из-за занавески, которая разделяла комнату на две половины. Он сунул револьвер в кобуру и, прижав правую руку к сердцу, галантно поклонился: - Извините за неожиданное вторжение, но что поделаешь, время лихое. - И скроил такую божественную улыбку, что женщина не выдержала и тоже улыбнулась. Тихо, испуганно, но улыбнулась.

     - Солдатка? - спросил Машков.

     - Сама не знаю... Третий год уже ни слуху ни, духу. - Она вскинула на Крымова большие глаза и неожиданно покраснела. - Может, и вдова уже.

     - Зовут как?

     - Настя.

     - Красивое имя, - сказал Крымов.- А за кого ваш муж воюет - за красных, белых?

     - Ушел с германцами драться. С кем теперь - не ведаю.

     - А кто сейчас в селе?

     - Какой-то продотряд, - с трудом выговорила Настя незнакомое слово, потерла щеку ладошкой и неожиданно всхлипнула.

     - Ты чего? - встрепенулся Машков.

     - Грабят они нас! Зерно отняли, кричат: лишнее!Пшеницу семенную и то не пожалели... Амбары вымели, у каждого второго подпол перерыли, огород... А кто не отдавал, били! Прикладами били, сапогами!..

     - Так-так... - забарабанил по столешнице Крымов. - И много этих продотрядовцев?

     - С красноармейцами человек двадцать будет.

     - С красноармейцами, значит, - повторил Крымов, твердея скулами. - Тогда понятно, чьих рук это дело. - Он вытащил из портсигара папироску, присел перед печкой, прикурил. - Федя, скачи к полковнику и доложи обстановку... Пусть выделит мне в помощь есаула с полусотней... И передай: как только наведем здесь порядок, я дам сигнал - зеленую ракету. Все. Выполняй!

     Они вышли на двор. Из-за быстро бежавших по черному, бархатному небу облаков неожиданно выпал светлый желток луны, и Крымов увидел, что село действительно большое - дворов триста, стоит на взгорье, полукругом охватывая озеро. А за озером - строгие очертания полуразрушенной усадьбы.

     - Ну я пошел, - сказал Машков, вскакивая в седло.

     - Валяй. - Крымов проводил его взглядом и подозвал Прохорова, укрывшегося в тени березы.

     - В селе - красные. Так что не дрыхнуть, смотреть в оба! Как только подъедут наши - доложить. Я дверь оставлю открытой. Ясно?

     - Ясно, - ответил Прохоров.

     Настя хлопотала у печи. На огне уже стоял чугунок с картошкой, шипела сковородка, разнося по дому душистый запах подсолнечного масла. - Не помешаю? - спросил Крымов, усаживаясь у двери на табуретку.

     - Да вы раздевайтесь, к столу проходите, - живо откликнулась Настя. - А я сейчас оладьи спеку. У меня вкусные оладьи!

     - Верю, - сказал Крымов. - Но... Оладьи мы будем есть потом.

     - Это когда же?

     - Когда краснопузым уши надерем.

     - Надрать им уши следует. - Настя подбросила в печь дров. Огонь вспыхнул с новой силой, обдав Крымова жаром, высветив на его погонах золотистые вензели. - А вы... белые?

     - Белые, - кивнул Крымов. - Вас это не пугает?

     - Волков бояться - в лес не ходить! - окончательно осмелев, заявила Настя. - По мне что белые, что красные, лишь бы жилось хорошо, ласково.

     - Ласково? - В глазах Крымова запрыгали изумлённые огоньки.

     - Ласково, - подтвердила Настя. - Лаской и зверя взять можно. - Она сдвинула с огня сковородку, набросила на плечи старенький, в нескольких местах штопанный полушубок и направилась к двери.

     - Вы куда? - спросил Крымов, пружинисто поднимаясь.

     - Баньку хочу затопить.

     - Потом, Настя, потом... Не уйдут от нас ни блины, ни банька.

     Настя откинула голову.

     - Вы что же, заарестовали меня? - спросила с вызовом. - Или боитесь, что убегу?

     - Ничего я не боюсь, на дворе мои люди... А выходить не следует: скоро стрельба начнется.

     - Стрельба?! - Вскинув руки, Настя отступила, хлопнулась на скамейку. - Боже мой, что ж делается? Красные стреляют, белые стреляют, зеленые... Для этих стрельба - что праздник!

     - И часто они здесь появляются? - спросил Крымов, усаживаясь на прежнее место.

     - Когда, захотят.

     - Не обижают?

     - Не было такого.

     Крымов задумчиво посмотрел на огонь.

     - Настя, а где этот продотряд разместился?.

     - А в поповском доме. Это отсюда... - она принялась загибать пальцы, - двенадцатый дом по правой стороне. Да вы его сразу заметите - около него подводы с хлебом стоят. Они вчерась еще хотели уехать, да не успели... Кто-то им донес, что дядька Панкрат не всё зерно сдал... Вот они и выколачивают из него хлебушек...

     - А где этот... дядька Панкрат живет?

     - Они его в баньку выселили. Вместе с женой и ребятишками, а в доме - он напротив поповского - устроили то ли сход, то ли совет какой-то, собираются там и галдят о новой жизни... А голодрань их слушает...

     На печи вдруг что-то зашуршало, и на пол с легким стуком свалился валенок. Крымов мгновенно вскочил, выхватил револьвер.

     - Да это дед! - заливисто расхохоталась Настя. - Старый и хворый - солома сгнившая! Да и не слышит ничего.

     На печи снова что-то заворочалось, зашумело, засопело, и из-под груды тряпья явился па свет божий ссохшийся, лохматый, словно медведь после зимней спячки, старик. Он приподнялся на локтях, почесал свалявшуюся бороду и чуть подался вперед, пытаясь, видимо, рассмотреть нового человека.

     - Ты кто? - Голос был хриплый, но басовитый, еще не утративший силу.

     Крымов загнал револьвер в кобуру, шутливо щелкнул каблуками.

    

... ... ...
Продолжение "Белогвардейцы" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Белогвардейцы
показать все


Анекдот 
пришли как-то Иа, винни-пух, и пятачок к кролику, а у него на столе кости обглоданные на тарелке валяются. Иа спросил, чьи кости- свиньи-ответил кролик. через 2 часа: винни-кролику: "хорошо посидели, только Пятачок рано ушел" (на столе до сих пор валялись обглоданные кости).
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100