Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Хаксли, Олдос - Хаксли - Улыбка Джоконды

Фантастика >> Зарубежная фантастика >> Хаксли, Олдос
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Олдос Хаксли. Улыбка Джоконды

----------------------------------------------------------------------------

Перевод с английского Н.Волжиной

тот файл с книжной полки Несененко Алексея

http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/

----------------------------------------------------------------------------

I


     - Мисс Спенс сейчас пожалует, сэр.

     - Благодарю вас, - сказал мистер Хаттон, не оборачиваясь. Горничная мисс Спенс была до такой степени уродлива - уродлива предумышленно, как ему всегда казалось, злонамеренно, преступно уродлива, - что он по возможности старался не смотреть на нее. Дверь закрылась. Оставшись один, мистер Хаттон встал и заходил по гостиной, поглядывая на знакомые вещи, которые встречало здесь его созерцательное око.


     Фотографии греческой скульптуры, фотографии римского Форума, цветные репродукции картин итальянских мастеров-все такое бесспорное, такое известное. Бедняжка Дженнет! Какая узость кругозора, какой интеллектуальный снобизм! О ее подлинном вкусе можно судить вот по этой акварели уличного художника, за которую она заплатила два с половиной шиллинга (а за рамку тридцать пять). Сколько раз ему приходилось выслушивать от Дженнет эту историю, сколько раз она восхищалась при нем этой ловкой подделкой под олеографию. "Подлинный художник и где - на панели!" - и слово "художник" звучало в ее устах с большой буквы. Понимайте так, что ореол его славы осенил отчасти и Дженнет Спенс, не пожалевшую дать ему полкроны за копию с олеографии. Она как бы воздавала должное собственному вкусу и художественному чутью. Подлинный старый мастер за полкроны. Бедняжка Дженнет!

     Мистер Хаттон остановился перед небольшим продолговатым зеркалом. Нагнувшись слегка, чтобы разглядеть в нем свое лицо, он провел белым холеным пальцем по усам. Усы у него были такие же пышные и золотистые, как и. двадцать лет назад. Волосы тоже не поседели, и пока что никакого намека на плешь - только лоб стал несколько выше. "Как у Шекспира", - улыбнувшись, подумал мистер Хаттон, разглядывая блестящую и гладкую крутизну своего чела.

     "С другими спорят, ты ж неуязвим... Из бездн к вершинам... Величие твое... Шекспир! О, если бы ты жил среди нас! Впрочем, это, кажется, уже о Мильтоне - прекрасная дама Христова Колледжа. Да, но в нем-то, в нем самом ничего дамского нет. Таких, как он, женщины называют настоящими мужчинами. Поэтому он и пользуется успехом - женщинам нравятся его пышные золотистые усы и то, что от него приятно пахнет табаком. - Мистер Хаттон снова улыбнулся - он был не прочь подшутить над самим собой. - Прекрасная дама Христова? Э-э, нет! Дамский Христос, вот он кто. Мило, очень мило. Дамский Христос". Мистер Хаттон пожалел, что здесь не перед кем блеснуть таким каламбуром. Бедняжка Дженнет - увы! - не сможет оценить его.

     Он выпрямился, пригладил волосы и снова заходил по гостиной. Римский форум, бр- р! Мистер Хаттон терпеть не мог эти унылые фотографии.

     Вдруг он почувствовал, что Дженнет Спенс здесь, стоит в дверях. Он вздрогнул, точно застигнутый на месте преступления. Дженнет Спенс всегда появлялась бесшумно, как призрак, - это была одна из ее особенностей. "А что если она давно стоит в дверях и видела, как он разглядывает себя в зеркале? Нет, не может быть. А все-таки неприятно".

     - Вы застали меня врасплох, - сказал мистер Хаттон, с протянутой рукой идя навстречу ей, и улыбка снова заиграла у него на лице.

     Мисс Спенс тоже улыбалась - своей улыбкой Джоконды, как он однажды полунасмешливо польстил ей. Мисс Спенс приняла комплимент за чистую монету и с тех пор старалась держаться на высоте леонардовского образа. Отвечая на рукопожатие мистера Хаттона, она продолжала улыбаться молча - это тоже входило в роль Джоконды.

     - Как вы себя чувствуете? Надеюсь, неплохо? - спросил мистер Хаттон. - Вид у вас прекрасный.

     Какое странное у нее лицо! Этот ротик, стянутый улыбкой Джоконды в хоботок с круглой дыркой посредине, словно она вот-вот свистнет, был похож на ручку без пера. Надо ртом - тонкий нос с горбинкой. Глаза большие, блестящие и темные- глаза того разреза, блеска и темноты, которые будто созданы для ячменей и воспаленно-красных жилок на белке. Красивые, но неизменно серьезные глаза, ручка без пера сколько угодно могла изощряться в улыбке Джоконды, но взгляд оставался по-прежнему серьезным. Смело изогнутые, густо прочерченные темные брови придавали верхней части этого лица неожиданную властность-властность римской матроны. Волосы были темные, тоже как у римлянки, от бровей кверху - истинная Агриппина.

     - Решил заглянуть к вам по дороге домой, - говорил мистер Хаттон. - Ах, как приятно... - он повел рукой, охватив этим жестом цветы в вазах, солнечные блики и зелень за окном, - как приятно вернуться на лоно природы после делового дня в душном городе.

     Мисс Спенс села в кресло и указала ему на стул рядом с собой.

     - Нет, нет, увольте! - воскликнул мистер Хаттон. - Тороплюсь домой, надо узнать, как там моя бедная Эмили. Ей нездоровилось с утра. - Тем не менее он сел. - Все жалуется на приступы печени. Вечное недомогание. Женщинам... - мистер Хаттон осекся на полуслове и кашлянул, стараясь замять дальнейшее. Он чуть-чуть не сказал, что женщинам с плохим пищеварением не следует выходить замуж; но это было бы слишком жестоко с его стороны, да он, собственно, так не думал. К тому же Дженнет Спенс веровала в неугасимый пламень чувств и духовное единение. - Эмили надеется, что ей будет лучше, - добавил он, - и ждет вас к завтраку. Приедете? Ну, пожалуйста! - Он улыбнулся для вящей убедительности. - Учтите, что приглашение исходит и от меня.

     Она потупилась, мистеру Хаттону показалось, что щеки у нее чуть порозовели. Это была дань ему, он провел рукой по усам.

     - Если Эмили действительно не утомит мой приезд, я непременно буду.

     - Разумеется, не утомит. Ваше присутствие подействует на нее благотворно. И не только на нее, но и на меня тоже. Поговорка "третий лишний" не распространяется на супружескую жизнь.

     - О-о, какой вы циник!

     Всякий раз, когда мистер Хаттон слышал это слово, ему хотелось огрызнуться: "Гав-гав-гав!" Оно коробило его больше всех других слов в языке. Однако вместо того чтобы залаять, он поспешил сказать:

     - Нет, что вы! Я только повторяю печальную истину. Действительность не всегда соответствует нашим идеалам. Но это не уменьшает моей веры в них. Я страстно предан мечте об идеальном браке между двумя существами, живущими душа в душу. И, по-моему, этот мой идеал достижим. Безусловно, достижим.

     Он многозначительно замолчал и бросил на нее лукавый взгляд. Девственница - но еще не увядшая, несмотря на свои тридцать шесть лет, - была не лишена своеобразной прелести. И к тому же в ней действительно есть что-то загадочное. Мисс Спенс ничего не ответила ему и продолжала улыбаться. Бывали минуты, когда мистеру Хаттону претила эта джокондовская улыбка. Он встал.

     - Ну, мне пора. Прощайте, таинственная Джоконда. - Улыбка стала еще напряженнее, она сосредоточилась в стянувшемся по краям хоботке. Мистер Хаттон взмахнул рукой - в этом жесте было что-то от Высокого Возрождения - и поцеловал протянутые ему пальцы. Он впервые позволил себе такую вольность, и ее, видимо, не сочли чрезмерной. - С нетерпением буду ждать завтрашнего дня.

     - В самом деле?

     Вместо ответа мистер Хаттон поцеловал ей руку еще раз и повернулся к двери. Мисс Спенс вышла вместе с ним на террасу.

     - А где ваша машина?

     - Я оставил ее у ворот.

     - Я пойду провожу вас.

     - Нет! Нет! - Тон у мистера Хаттона был шутливый, но в то же время решительный. - Ни в коем случае. Запрещаю!

     - Но мне хочется вас проводить, - запротестовала мисс Спенс, стрельнув в него своей Джокондой.

     Мистер Хаттон поднял руку.

     - Нет, - повторил он, потом коснулся пальцем губ, что можно было принять чуть ли не за воздушный поцелуй, и побежал по аллее, побежал на цыпочках, размашистыми, легкими прыжками, совсем как мальчишка. Сердце его переполнилось гордостью; в этом беге было что-то пленительно юношеское. Тем не менее он обрадовался, когда аллея кончилась. У поворота - там, где его еще можно было увидеть из дома, - он остановился и посмотрел назад. Мисс Спенс по-прежнему стояла на ступеньках террасы и улыбалась все той же улыбкой. Мистер Хаттон взмахнул рукой и на сей раз совершенно открыто и недвусмысленно послал ей воздушный поцелуй. Потом все тем же великолепным легким галопом завернул за темный мыс деревьев. Зная, что теперь его не видят, он перешел с галопа на рысцу и наконец с рысцы на шаг. Он вынул носовой платок и вытер шею под воротничком. "Боже, какой идиотизм! Есть ли на свете кто-либо глупее милейшей Дженнет Спенс? Вряд ли, разве только он сам. Причем его собственная глупость более зловредна, потому что он-то видит себя со стороны и все же упорствует в своей глупости. Спрашивается - зачем? А-а, поди разберись в самом себе, поди разберись в других людях".

     Вот и ворота. У дороги стояла большая шикарная машина...

     - Домой, Мак-Нэб. - Шофер поднес руку к козырьку. - И у перекрестка, там, где всегда, остановитесь, - добавил мистер Хаттон, открывая заднюю дверцу. - Ну-с? - бросил он в полутьму машины.

     - Ах, котик, как ты долго! - Голос, произнесший эти слова, был чистый и какой-то ребяческий. В выговоре слышалось что-то простецкое.

     Мистер Хаттон согнул свой полный стан и юркнул внутрь с проворством зверька, наконец-то добравшегося до своей норки.

     - Вот как? - сказал он, захлопнув дверцу. Машина взяла с места. - Значит, ты сильно соскучилась без меня, если тебе показалось, что я долго? - Он откинулся, на спинку низкого сиденья, его обволокло уютным теплом.

     - Котик... - И прелестная головка со счастливым вздохом склонилась на плечо мистера Хаттона. Упоённый, он скосил глаза на ребячески округлое личико.

     - Знаешь, Дорис, ты будто с портрета Луизы де Керуайл, - он зарыл пальцы в ее густые кудрявые волосы.

     - А кто она есть, эта Луиза... Луиза Кера... как там ее? - Дорис говорила будто откуда-то издалека.

     - Увы! Не есть, а была. Fuit (1). О всех нас скажут когда-нибудь-были такие. А пока...

     Мистер Хаттон покрыл поцелуями юное личико. Машина плавно шла по дороге. Спина Мак-Нэба за стеклом кабины была точно каменная - это была спина статуи.

     - Твои руки, - прошептала Дорис. - Не надо... Не трогай. Они как электричество.

     Мистер Хаттон обожал, когда она, по молодости лет, несла вот такую чушь. Как поздно в жизни дано человеку постичь свое тело!

     - Электричество не во мне, а в тебе. - Он снова стал целовать ее, шепча: - Дорис, Дорис, Дорис! "Это научное название морской мыши, - думал он, целуя запрокинутую шею, белую, смиренную, как шея жертвы, ждущей заклания карающим ножом. - Морская мышь похожа на колбаску с переливчатой шкуркой... странное существо. Или нет, Дорис - это, кажется, морской огурец, который выворачивается наизнанку в минуту опасности. Надо непременно съездить еще раз в Неаполь, хотя бы ради того, чтобы побывать в тамошнем аквариуме. Морские обитатели - существа совершенно фантастические, просто невероятные".

     - Котик! - Тоже из зоологии, но он причислен к разряду наземных. Ох уж эти его убогие шуточки! - Котик! Я так счастлива!

     - Я тоже, - сказал мистер Хаттон. Искренно ли?

     - Но может быть, это нехорошо? Ах, если бы знать! Скажи мне, котик, хорошо это или дурно?

     - Дорогая моя, я уже тридцать лет ломаю голову над этим вопросом.

     - Нет, правда, котик! Я хочу знать. Может, это нехорошо. Может, нехорошо, что я сейчас с тобой, что мы любим друг друга и что меня бьет как электрическим током от твоих рук.

     - Почему же нехорошо? Испытывать электрические токи гораздо полезнее для здоровья, чем подавлять в себе половые инстинкты. Надо тебе почитать Фрейда. Подавление половых инстинктов - страшное зло.

     - Нет, ты не хочешь помочь мне. Поговори со мной серьезно. Если бы ты знал, как тяжело бывает у меня на душе, когда я думаю, что это нехорошо. А вдруг адское пекло и все такое и вправду есть? Я просто не знаю, как быть дальше. Может, мне надо разлюбить тебя.

     - А ты смогла бы? - спросил мистер Хаттон, твердо веря в свою обольстительность и свои усы.

     - Нет, котик, ты ведь знаешь, что не могу. Но ведь можно бежать от тебя, спрятаться, запереться на ключ и заставить себя не встречаться с тобой.

     - Дурочка! - Он обнял ее еще крепче.

     - Боже мой! Неужели это так скверно? А иногда на меня найдет, и мне становится все равно - хорошо это или дурно.

     Мистер Хаттон растрогался. Эта девочка будила в нем покровительственные, нежные чувства. Он прильнул щекой к ее волосам, и оба они замолчали, прижавшись друг к другу и покачиваясь вместе с машиной, которая, чуть кренясь на поворотах, с жадностью вбирала в себя белую дорогу и окаймляющую ее пыльно-зеленую изгородь.

     - До свидания, до свидания!

     Машина тронулась, набрала скорость, исчезла за поворотом, а Дорис стояла одна у дорожного столба на перекрестке, все еще чувствуя дурман и слабость во всем теле после этих поцелуев и прикосновений этих ласковых рук, пронизывающих ее электрическим током. Надо было вздохнуть всей грудью, силой заставить себя очнуться, прежде чем идти домой. И за полмили ходьбы до дому еще придумать очередную ложь.

     Оставшись один в машине, мистер Хаттон вдруг почувствовал, как его обуяла невыносимая скука.
II


     Миссис Хаттон лежала на кушетке у себя в будуаре и раскладывала пасьянс. Был теплый июльский вечер, но в камине у нее горели дрова. Черный шпиц, разомлевший от жары и тягот пищеварительного процесса, спал на самом пекле у камина.

     - Уф-ф! А тебе не жарко тут? - спросил мистер Хаттон, войдя в комнату.

     - Ты же знаешь, милый, как мне нужно тепло, - голос был на грани слез. - Меня знобит.

     - Как ты себя чувствуешь? Лучше?

     - Да нет, не очень.

     Разговор увял. Мистер Хаттон стоял, прислонившись спиной к каминной доске. Он посмотрел на шпица, лежавшего на ковре, перевернул его навзничь носком правого ботинка и почесал ему брюшко и грудь с проступавшими сквозь шерсть белыми пятнышками. Пес замер в блаженной истоме. Миссис Хаттон продолжала раскладывать пасьянс. Он не получался. Тогда она переложила одну карту, вторую сунула обратно в колоду и пошла дальше. Пасьянсы у нее всегда выходили.

     - Доктор Либбард говорит, что мне надо съездить на воды в Лландриндод этим летом.

     - Ну что ж, дорогая, поезжай. Конечно, поезжай. Мистер Хаттон вспоминал, как все было сегодня: как они с Дорис подъехали к лесу, нависшему над склоном, оставили машину поджидать их в тени деревьев, а сами ступили в безветрие и солнце, меловых холмов.

     - Мне надо пить минеральную воду от печени, и еще он советует массаж и курс физиотерапии.

     Со шляпой в руках Дорис подкрадывалась к голубеньким бабочкам, которые вчетвером плясали над скабиозой, голубыми огоньками мерцая в воздухе. Голубой огонек разлетелся четырьмя искрами и потух; она засмеялась, вскрикнула совсем по-детски и погналась за ними.

     - Я уверен, что это пойдет тебе на пользу, дорогая.

     - А ты, милый, поедешь со мной?

     - Но ведь я собираюсь в Шотландию в конце месяца.

     Миссис Хаттон умоляюще подняла на него глаза.

     - А дорога? - сказала она. - Я не могу думать об этом без ужаса. Как я доберусь? И ты прекрасно знаешь, что в отелях меня мучает бессонница. А багаж и все другие хлопоты? Нет, одна я ехать не могу.

     - Почему же одна? С тобой поедет горничная. - Он начинал терять терпение. Больная женщина оттесняла здоровую. Его насильно уводили от воспоминаний о залитых солнцем холмах, живой, смеющейся девушке и вталкивали в нездоровую духоту этой жарко натопленной комнаты с ее вечно на что-то жалующейся обитательницей.

     - Нет, одна я не смогу поехать.

     - Но если доктор велит ехать, значит, ехать надо. Кроме того, дорогая, перемена обстановки пойдет тебе на пользу.

     - На это я и не надеюсь.

     - Зато Либбард надеется, а он не станет говорить зря.

     - Нет, не могу. Это мне не под силу. Я не доеду одна. - Миссис Хаттон вынула платок из черной шелковой сумочки и поднесла его к глазам.

     - Все это вздор, дорогая. Возьми себя в руки.

     - Нет, предоставьте мне умереть здесь, в покое. - Теперь она плакала по- настоящему.

     - О, Боже! Ну нельзя же так! Подожди, послушай меня. - Миссис Хаттон зарыдала еще громче. Ну что тут станешь делать! Он пожал плечами и вышел из комнаты.

     Мистер Хаттон чувствовал, что ему следовало бы проявить большую выдержку, но ничего не мог с собой поделать. Еще в молодости он обнаружил, что не только не жалеет бедных, слабых, больных, калек, а попросту ненавидит их. В студенческие годы ему случилось провести три дня в одном ист-эндском пункте благотворительного общества. Он вернулся оттуда полный глубочайшего, непреодолимого отвращения. Вместо участия к несчастным людям в нем было одно только чувство - чувство гадливости. Он понимал, насколько несимпатична в человеке эта черта, и на первых порах стыдился ее. А потом решил, что такова уж у него натура, что себя не переборешь, и перестал испытывать угрызения совести. Когда он женился на Эмили, она была цветущая, красивая. Он любил ее. А теперь? Разве это его вина, что она стала такой?

     Мистер Хаттон пообедал один. Вино и кушанья настроили его на более миролюбивый лад, чем до обеда. Решив загладить свою недавнюю вспышку, он поднялся к жене и вызвался почитать ей вслух. Она была тронута этим, приняла его предложение с благодарностью, и мистер Хаттон, щеголявший своим выговором, посоветовал что- нибудь не слишком серьезное, по-французски.

     - По-французски? Да, я люблю французский, - миссис Хаттон отозвалась о языке Расина точно о тарелке зеленого горошка.

     Мистер Хаттон сбегал к себе в кабинет и вернулся с желтеньким томиком. Он начал читать, выговаривая каждое слово так старательно, что это целиком поглощало его внимание. Какой прекрасный у него выговор! Это обстоятельство благотворно сказывалось и на качестве романа, который он читал.

     В конце пятнадцатой страницы ему вдруг послышались звуки, не оставляющие никаких сомнений в своей природе. Он поднял глаза от книги: миссис Хаттон спала. Он сидел, с холодным интересом разглядывая лицо спящей. Когда-то оно было прекрасно; когда-то давным-давно, видя его перед собой, вспоминая его, он испытывал такую глубину чувств, какой не знал, быть может, ни раньше, ни потом. Теперь это лицо было мертвенно-бледное, все в морщинках. Кожа туго обтягивала скулы и заострившийся, точно птичий клюв, нос. Закрытые глаза глубоко сидели в костяном ободке глазниц. Свет лампы, падавший на это лицо сбоку, подчеркивал бликами и тенями его выступы и впадины. Это было лицо мертвого Христа с "Pieta" Моралеса.


     La squelette etait invisible

     Au temps heureux de l'artpaien (2).


     Он чуть поежился и на цыпочках вышел из комнаты. На следующий день миссис Хаттон спустилась в столовую ко второму завтраку. Ночью у нее были неприятные перебои, но теперь она чувствовала себя лучше. Кроме того, ей хотелось почтить гостью. Мисс Спенс слушала ее жалобы и опасения насчет поездки в Лландриндод, громко соболезновала ей и не скупилась на советы. О чем бы ни говорила мисс Спенс, в ее речах всегда чувствовался неудержимый напор. Она подавалась вперед, как бы беря своего собеседника на прицел, и выпаливала слово за словом. Бац! Бац! Взрывчатое вещество в ней воспламенялось, слова вылетали из крохотного жерла ее ротика. Она пулеметной очередью решетила миссис Хаттон своим сочувствием. Мистеру Хаттону тоже случалось попадать под такой обстрел, носивший большей частью литературный и философский характер, - в него палили Метерлинком, миссис Безант, Бергсоном, Уильямом Джеймсом. Сегодня пулемет строчил медициной. Мисс Спенс говорила о бессоннице, она разглагольствовала о целебных свойствах легких наркотиков и о благодетельных специалистах. Миссис Хаттон расцвела под этим обстрелом, как цветок на солнце.

     Мистер Хаттон слушал их молча. Дженнет Спенс неизменно вызывала в нем любопытство. Он был не настолько романтичен, чтобы представить себе, что каждое человеческое лицо - это маска, за которой прячется внутренний лик, порой прекрасный, порой загадочный, что женская болтовня - это туман, нависающий над таинственными пучинами. Взять хотя бы его жену или Дорис - какими они кажутся, такие они и есть. Но с Дженнет Спенс дело обстояло иначе. Вот тут-то, за улыбкой Джоконды и римскими бровями, наверняка что-то кроется. Весь вопрос в том, что именно. Это всегда оставалось неясным мистеру Хаттону.

     - А может быть, вам и не придется ехать в Лландриндод, - говорила мисс Спенс. - Если вы быстро поправитесь, доктор Либбард смилуется над вами.

     - Я только на это и надеюсь. И в самом деле, сегодня мне гораздо лучше.

     Мистеру Хаттону стало стыдно. Если бы не его черствость, ей было бы лучше не только сегодня. Он утешил себя тем, что ведь речь идет о самочувствии, а не о состоянии здоровья. Одним участием не излечишь ни больной печени, ни порока сердца.

     - На твоем месте я не стал бы есть компот из красной смородины, дорогая, - сказал он, вдруг проявляя заботливость. - Ведь Либбард запретил тебе есть ягоды с кожицей и зернышками.

     - Но я так люблю компот из красной смородины, - взмолилась миссис Хаттон, - а сегодня мне гораздо лучше.

     - Нельзя быть таким деспотом, - сказала мисс Спенс, взглянув сначала на него, а потом на миссис Хаттон. - Дайте ей полакомиться, нашей бедной страдалице, вреда от этого не будет. - Она протянула руку и ласково потрепала миссис Хаттон по плечу.

     - Благодарю вас, милочка. - Миссис Хаттон подложила себе еще компота.

     - Тогда уж лучше не вини меня, если тебе станет худее.

     - Разве я тебя, милый, когда-нибудь в чем-то винила?

     - Я не давал тебе повода, - игриво заметил мистер Хаттон. - У тебя идеальный муж.

     После завтрака они перешли в сад. С островка тени под старым кипарисом виднелась широкая, ровная лужайка, где металлически поблескивали цветы на клумбах.

     Глубоко вздохнув, мистер Хаттон набрал полную грудь душистого теплого воздуха.

     - Хорошо жить на свете, - сказал он.

     - Да, хорошо, - подхватила его жена, протянув на солнце бледную руку с узловатыми пальцами.

     Горничная подала кофе; серебряный кофейник, молочник и маленькие голубые чашки поставила на складной столик возле их стульев.

     - А мое лекарство! - вдруг вспомнила миссис Хаттон. - Клара, сбегайте за ним, пожалуйста. Белый пузырек на буфете.

     - Я схожу, - сказал мистер Хаттон. - Мне все равно надо за сигарой.

     Он поспешил к дому. И, остановившись на минутку у порога, посмотрел назад Горничная шла по лужайке к дому. Сидя в шезлонге, его жена раскрывала белый зонтик. Мисс Спенс разливала кофе по чашкам, склонившись над столиком. Он вошел в прохладный сумрак дома.

     - Вам с сахаром? - спросила мисс Спенс.

     - Да, будьте добры. И пожалуйста, побольше. Кофе отобьет вкус лекарства.

     Миссис Хаттон откинулась на спинку шезлонга и загородилась зонтиком от ослепительно сияющего неба.

     У нее за спиной мисс Спенс осторожно позвякивала посудой.

     - Я положила вам три полные ложки. Это отобьет вкус лекарства. А вот и он.

     Мистер Хаттон вышел из дома с винным бокалом, до половины наполненным какой-то светлой жидкостью.

     - Пахнет вкусно, - сказал он, передавая бокал жене.

     - Оно чем-то приправлено для запаха. - Миссис Хаттон выпила лекарство залпом, передернулась и скорчила гримасу: - Фу, какая гадость! Дай мне кофе.

     Мисс Спенс подала ей чашку, она отхлебнула из нее.

     - Получился почти сироп. Но это даже вкусно после отвратительного лекарства.

     В половине четвертого миссис Хаттон пожаловалась, что ей стало хуже, и ушла к себе - полежать. Муж хотел было напомнить ей про красную смородину, но вовремя удержался. Упрек "что я тебе говорил" принес бы ему сейчас слишком легкую победу. Вместо этого он проявил сочувствие к жене и повел ее под руку в дом.

     - Отдохнешь, и все будет хорошо, - сказал он. - Да, кстати, я вернусь домой только после обеда.

     - Как? Ты уезжаешь?

     - Я обещал быть у Джонсона сегодня вечером. Нам надо обсудить проект памятника погибшим воинам.

     - Пожалуйста, не уезжай! - Миссис Хаттон чуть не заплакала. - Может, ты все-таки не поедешь? Я так не люблю оставаться дома одна.

     - Но, дорогая моя, я же обещал - и давно обещал. - Как неприятно, что приходится лгать! - А сейчас мне надо вернуться к мисс Спенс.

     Он поцеловал ее в лоб и снова вышел в сад. Мисс Спенс так и нацелилась ему навстречу.

     - Ваша жена совсем плоха! - выпалила она.

     - А по-моему, ваш приезд так подбодрил ее.

     - Это чисто нервное, чисто нервное. Я наблюдала за ней. Когда у человека сердце в таком состоянии да к тому же нарушено пищеварение... да, да, так нарушено... всего можно ждать.

     - Либбард смотрит на здоровье бедной Эмили далеко не так мрачно. - Мистер Хаттон открыл калитку, ведущую из сада в подъездную аллею. Машина мисс Спенс стояла у подъезда.

     - Либбард всего лишь сельский врач. Вам надо пригласить к ней специалиста.

     Он не мог не рассмеяться.

     Мисс Спенс протестующе подняла руку.

     - Я говорю совершенно серьезно. По-моему, бедняжка Эмили в тяжелом состоянии. Все может случиться в любой час, в любую минуту.

     Он посадил ее в машину и захлопнул дверцу. Шофер завел мотор и сел за руль.

     - Сказать ему, чтобы трогал? - Мистер Хаттон не желал продолжать этот разговор.

     Мисс Спенс подалась вперед и выстрелила в него своей Джокондой:

     - Не забудьте, я жду вас к себе, и в самое ближайшее время.

     Он машинально осклабился, пробормотал что-то вежливое и помахал вслед отъезжающей машине. Он был счастлив, что наконец остался один.

     Через несколько минут мистер Хаттон тоже уехал. Дорис ждала его у перекрестка. Они пообедали в придорожной гостинице в двадцати милях от его дома. Покормили их невкусно и дорого, как обычно кормят в загородных ресторанах, рассчитанных на проезжих автомобилистов. Мистер Хаттон ел через силу, но Дорис пообедала с удовольствием. Впрочем, она всегда и от всего получала удовольствие. Мистер Хаттон заказал шампанское - не лучшей марки. Он жалел, что не провел этот вечер у себя в кабинете.

     На обратном пути Дорис, немножко охмелевшая, была сама нежность. В машине было совсем темно, но, глядя вперед, мимо неподвижной спины Мак-Нэба, они видели узкий мирок ярких красок и контуров, вырванных из мрака автомобильными фарами.

     Мистер Хаттон попал домой в двенадцатом часу. В холле его встретил доктор Либбард. Это был человек невысокого роста, с изящными руками, тонкими, почти женскими чертами лица. Его большие карие глаза смотрели грустно. Он тратил уйму времени на пациентов, подолгу сидел у их постели, излучая печаль взглядом, и вел тихую печальную беседу - собственно, ни о чем. От него исходил приятный запах, безусловно антисептический, но в то же время неназойливый и тонкий.

     - Либбард? - удивился мистер Хаттон. - Почему вы здесь? Моей жене стало хуже?

     - Мы весь вечер старались связаться с вами, - ответил мягкий, грустный голос. - Думали, вы у Джонсона, но там ответили, что вас нет.

     - Да, я задержался в дороге. Машина сломалась, - с досадой ответил мистер Хаттон. Неприятно, когда тебя уличили во лжи.

     - Ваша жена срочно требовала вас.

     - Я сейчас же поднимусь к ней, - мистер Хаттон шагнул к лестнице.

     Доктор Либбард придержал его за локоть.

     - К сожалению, теперь уже поздно.

     - Поздно? - Его пальцы затеребили цепочку от часов; часы никак не хотели вылезать из кармашка.

     - Миссис Хаттон скончалась полчаса тому назад. Тихий голос не дрогнул, печаль в глазах не углубилась. Доктор Либбард говорил о смерти так же, как он стал бы говорить об игре в крикет между местными командами. Все на свете суета сует, и все одинаково прискорбно.

     Мистер Хаттон поймал себя на том, что вспоминает слова мисс Спенс: "В любой час, в любую минуту..." Поразительно! Как она была права!

     - Что случилось? - спросил он. - Умерла? Отчего?

     Доктор Либбард пояснил:

     - Паралич сердца, результат сильного приступа рвоты, вызванного, в свою очередь, тем, что больная съела что-то неудобоваримое.

     - Компот из красной смородины, - подсказал мистер Хаттон.

     - Весьма возможно. Сердце не выдержало. Хронический порок клапанов. Напряжение было чрезвычайным. Теперь все кончено, она мучилась недолго.
III


     "Какая досада, что похороны назначены на день матча между Итоном и Харроу", - говорил старый генерал Грего, стоя с цилиндром в руках под крытым входом на кладбище и вытирая лицо носовым платком.

    

... ... ...
Продолжение "Улыбка Джоконды" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Улыбка Джоконды
показать все


Анекдот 
В одном из интервью руководство АвтоВАЗа высказалось, что АвтоВАЗ вЂ“ это живой организм. Они и сами не поняли, насколько оказались правы.
Питается этот организм металлом, стеклом, пластмассой и резиной, а на выходе у него, как и у всякого живого организма…
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100