Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Романы - - Мизери

Фантастика >> Зарубежная фантастика >> Кинг, Стивен >> Романы
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Стивен Кинг. Мизери

ПОСВЯЩАЕТСЯ


     Стефани и Джиму Леонард, они сами знают почему. Да, уж ОНИ-ТО знают!

     Мне хотелось бы выразить свою признательность за предоставленный материал и помощь в создании этой книги следующим людям:

     РУСС ДОРР

     ФЛОРЕНС ДОРР

     ДЖЭНЭТ ОРДВЕЙ.


     Как всегда они очень помогли мне и если вы встретите какую-нибудь ошибку, то она будет на моей совести.

     Конечно, такого лекарства, как Новрил, не существует, но имеются некоторые другие препараты на кодеиновой основе, которые имеют подобные свойства. К сожалению, эти препараты зачастую весьма небрежно хранятся в лечебных заведениях, что может привести к самым непредсказуемым последствиям. Место действия и персонажи вымышлены.

     С. К.
Часть 1. ЭННИ


     Когда ты смотришь в бездну, бездна также смотрит в тебя.

     Фридрих Ницше.


     умбер вхунннн йеррннн умбер вхунннн О, эти звуки: даже в тумане.

     Но иногда звуки, как боль, постепенно затихали, и тогда в голове оставался только туман. Он помнил темноту: сплошная темнота наступила перед туманом. Означало ли это, что болезнь прогрессировала? Хорошо бы был свет (даже в виде тумана), свет всегда приятен... Действительно ли существовали эти звуки в темноте? У него не было ответа ни на один из этих вопросов. Имело ли смысл задавать их? И на этот вопрос он также не знал ответа.

     Боль была где-то в звуках. Боль была восточнее солнца и южнее его ушей. Вот все, что он знал наверняка.

     В определенный промежуток времени, показавшийся очень длинным (так это и было, поскольку существовали только две вещи - боль и густой туман), эти звуки были единственной внешней реальностью. Он не имел понятия, кем он был и где находился, и не желал этого знать. Ему хотелось умереть, но из-за пропитанного болью тумана, наполнявшего его мозг, как летнюю грозовую тучу, он не осознавал, что желал этого.

     По прошествии времени он начал понимать, что были периоды без боли и что они носили циклический характер. В первый раз после выхода из полной темноты, которая предшествовала туману, у него появилась мысль, которая существовала вне реального состояния. Это была мысль о сломанных сваях, выступающих из песка на пляжах Ривьеры. Когда он был ребенком, мать и отец часто брали его на Ривьеру, и он настаивал, чтобы одеяло расстилалось там, откуда он мог видеть эти сваи, которые напоминали ему одиноко торчащий клык похороненного монстра. Он любил сидеть и наблюдать за тем, как подступала вода, пока она не скрывала сваи. Затем несколько часов спустя, когда были съедены сэндвичи и картофельный салат, когда из большого папиного термоса добыты последние капли Кул-Эйда, и перед тем как мама скажет, что пора собираться домой, снова начинала появляться верхушка сгнившей сваи - сначала на мгновение между набегавшими волнами, а затем все больше и больше. К тому времени, когда мусор и объедки, оставшиеся после завтрака, были запрятаны в большой барабан с надписью на боку "Сохраним наш пляж чистым", пляжные игрушки Паули поднимались над водой.

     "Это меня зовут Паули, я - Паули, и сегодня вечером мама положит детский крем Джонсона на мой загар", - промелькнула мысль внутри грозового облака, в котором он теперь жил.

     Одеяло снова сложилось, свая почти полностью появилась над водой, ее скользкие от слизи, почерневшие бока окружала мыльная пена. Это был прилив - пытался объяснить ему отец, но он всегда знал, что это была свая. Прилив приносил воду, отлив - уносил, а свая оставалась. Иногда, правда, вы не могли ее видеть. Без сваи не было прилива.

     Эти воспоминания кружились и кружились в голове, сводя с: ума, как назойливая муха. Он доискивался, что бы это могло значить, но на длительное время звуки прекратились.

     файуинн

     ред эврисинггг

     умберрр увхуинн

     Иногда звуки замирали. Иногда замирал он сам. Его первым действительно ясным воспоминанием теперь, теперь вне штормового тумана, была эта остановка, когда он неожиданно осознал, что просто не мог сделать ни одного вздоха, и это было хорошо, это было замечательно, это было действительно потрясающе; он мог воспринимать определенный уровень боли, но всему есть предел, и он был рад выйти из игры.

     Затем был рот, плотно прижатый к его рту, рот, который несомненно принадлежал женщине, несмотря на его грубые сухие губы; воздух из женского рта вдувался в его собственный рот и далее в горло, наполняя легкие; и когда губы оторвались от него, он впервые почувствовал своего стража, почувствовал стремительность, с которой она насильно вдувала в него воздух, точно как мужчина пытается насильно овладеть нежелающей его женщиной, почувствовал зловонную смесь ванильных печений, шоколадного мороженого, жареных цыплят и арахисовых ирисок.

     Он услышал пронзительный голос: "Дыши! О проклятье! Дыши, Пол!" Губы прижались снова. Он снова почувствовал воздух, вдыхаемый в его горло. Он напоминал сырой затхлый ветер, летящий за скоростным поездом метро, увлекающий за собой листы газет и конфетные обертки, губы оторвались и он подумал: "Боже, не допусти, чтобы хоть часть его попала в нос", но ничего не помогло, и эта вонь, о, эта вонь...

     "Дыши, будь ты проклят!" - взвизгнул невидимый голос и он подумал: "Я буду... только, пожалуйста, не делай больше этого, не заражай меня больше". И он попытался, но прежде, чем он смог вздохнуть, ее губы снова прижались к его губам, таким сухим и мертвым, как полоски соленой кожи; она со всей силой выдохнула в него воздух.

     В тот момент, когда она оторвала свои губы, он не выпустил, а вытолкнул ее дыхание с такой силой и воплем, что этот толчок превратился в его собственный гигантский выдох. Вон! Он ожидал, что его невидимая грудь поднимется сама, как она это делала всю его жизнь без всякой помощи с его стороны. Когда же этого не произошло, он сделал еще один гигантский визгливый вздох и задышал самостоятельно. Он делал это так быстро, как только мог, чтобы скорее очистить себя от ощущения ее запаха.

     Обычный воздух никогда не казался ему столь прекрасным. Сознание его опять начало угасать, заволакивая туманом мысли, но прежде чем он полностью погрузился в тусклый мир, он услышал бормотание женского голоса: "Фу! Он был на волосок от смерти!"

     "Не так уж близко", - подумал он и заснул.

     Ему снилась свая такая реальная, что порой казалось, протяни он руку и сможет провести ладонью по ее зеленоваточерной растресканной округлости.

     Когда он вернулся в прежнее полусознание, он смог обнаружить связь между сваей и своим настоящим состоянием - она казалось сама приплыла к нему в руки. Боль не была связана с приливом и отливом. Это предостережение во сне на самом деле было памятью. Боль только казалось приходила и уходила. Боль как свая иногда скрывалась из виду, а иногда была очевидна, но всегда там. Когда боль не мучила его через глубокую каменную серость его облака, он был безмолвно благодарен, но больше не обманывал себя - она была все там и ожидала возвращения. И свая была не одна - их было две; боль была сваями и часть его знала еще задолго до того, как весь его разум осознал, что разрушенными сваями были его собственные раздробленные ноги.

     Должно было пройти еще много времени, прежде чем он смог разорвать засохшую пену слюны, склеившую его губы, и прохрипеть "Где я?" женщине, сидевшей у его кровати с книгой в руках. Автором книги был Пол Шелдон. Он узнал свою книгу без удивления.

     - Сайдуиндер, Колорадо, - сказала она после того, как он смог, наконец, задать этот вопрос. Меня зовут Энни Уилкз. И я...

     - Я знаю, - сказал он, - вы моя самая большая поклонница.

     - Да, - ответила она, улыбаясь. - Именно таковой я и являюсь.

     Темнота. Снова боль и туман. Затем осознание того, что хотя боль и постоянна, она

     иногда идет на нелегкий компромисс, который он принимал за облегчение. Первое реальное воспоминание - остановка сердца и насильное возвращение в жизнь женским зловонным дыханием.

     Следующее реальное воспоминание - ее пальцы, проталкивающие что-то ему в рот через регулярные промежутки времени, что-то напоминающее Контэк капсулы; из-за отсутствия воды они лежали во рту и по мере таяния оставляли невероятно горький вкус, немного похожий на вкус аспирина. Хорошо было бы выплюнуть эту горечь, но он понимал, что лучше не делать этого. Вероятно, именно этот горький вкус вызывал высокие приливы, затопляющие сваю...

     (сваи... сваи... их две о'кей две прекрасно теперь только ты знаешь тише-е-е-е)

     ...и заставляющие ее ненадолго исчезнуть.

     Все эти мысли приходили через большие промежутки времени, но затем, т. к. сама боль начинала не то что утихать, а постепенно разрушаться, он все чаще начал наталкиваться на понятия внешнего мира, пока в достаточной степени не восстановился объективный мир со всем его грузом памяти, опыта и предрассудков.

     (должно быть эта свая на пляже Ривьеры сама разрушилась, - подумал он, т. к. нет ничего вечного, хотя ребенок, каким он был, поднял бы на смех эту ересь)

     Он был Пол Шелдон, который писал два вида романов: хорошие и бестселлеры. Он дважды был женат и разведен. Он слишком много курил (или делал это до всего того, что с ним произошло, что бы "все это" ни было). С ним случилось что-то очень плохое, но он остался жив. Темносерое облако начало рассеиваться все быстрее и быстрее. Задолго до того, как его самая большая поклонница принесла ему старый трещащий Royal с широко улыбающимся ртом и голосом Даки Дэддлз, Пол понял, что попал в чертовский переплет.

     Эта наделенная даром предвидения часть его мозга обнаруживала ее раньше, чем он осознавал, что видит ее, и, должно быть, раньше воспринимала ее, чем он понимал это - почему же он ассоциировал с ней такой мрачный зловещий мысленный образ? Как только она входила в комнату, он начинал думать об идолах, которым поклонялись суеверные африканские племена в романах Г. Райдер Хаггарда, камнях и роке.

     Представление Энни Уилкз африканским идолом из "Она" или "Копи короля Соломона" с одной стороны было смехотворно нелепым, а с другой - странно подходило ей. Она была крупной женщиной, которая кроме большой и неприятной груди под обычно серой кофтой, казалось, совсем не имела женских округлостей - ни бедер, ни ягодиц, ни даже икр под бесконечным количеством шерстяных юбок, которые она носила дома (она удалялась в невидимую спальню, чтобы надеть джинсы перед работой вне дома). Ее тело было крупным, но небольшим. Она скорее ассоциировалась с заторами и заграждениями на дорогах, чем с открытыми проездами или даже пространствами.

     Больше всего его беспокоило чувство цельности, которое она вызывала в нем, как будто у нее не было кровяных сосудов или даже внутренних органов, как будто она была твердая сверху донизу. Он все больше и больше убеждался в том, что ее глаза, которые иногда двигались, на самом деле были просто нарисованы и двигались не больше, чем глаза портретов, которые, кажется, следят за вами, куда бы вы ни следовали в комнате, где они висят. Ему казалось, что если он сложит первые два пальца в знак V и постарается просунуть их ей в ноздри, то они не пройдут и восьмую часть дюйма, как наткнутся на твердую (может немного податливую) преграду; что даже серая кофта, безвкусные домашние юбки и выгоревшие джинсы были частью того твердого волокнистого тела. Итак, то, что она напоминала идола из романов, было совсем неудивительно. Подобно идолу она вызывала только одно чувство - чувство ужаса.

     Нет, подождите, это было не совсем справедливо. Она давала ему что-то. Она давала ему пилюли, которые вызывали прилив и затопление свай.

     Пилюли были приливом; Энни Уилкз была луной, которая силой своего воздействия толкала их ему в рот. Она приносила по две штуки через каждые шесть часов, сначала обнаруживая свое присутствие только парой пальцев, всовывая их в рот, (довольно скоро он научился энергично сосать эти пальцы назло горькому вкусу), а затем появлением в серой кофте и в одной из полдюжины юбок обычно с одним из его романов, зажатым под мышкой. По вечерам она появлялась перед ним в ворсистой розовой робе с лицом, намазанным каким-то кремом (он мог бы с легкостью назвать основной ингредиент, хотя никогда не видел пузырька, из которого она выдавила его, т. к. запах ланолина был резким и говорил сам за себя) и вытрясала его из богатого сновидениями забытья пилюлями, которые удобно гнездились у нее в руке, а сифилисная луна заглядывала в окно из-за ее твердого плеча.

     Через некоторое время - когда его тревога настолько усилилась, что ее невозможно было игнорировать - он был способен выяснить, чем она кормила его. Это было обезболивающее средство с большим содержанием кодеина под названием Новрил. Причина, по которой она редко приносила ему подкладное судно, была не только в

     том, что он был на диете, состоящей в основном из жидкости и желатина (раньше, когда он был в облаках, она кормила его внутривенно), но также и в том, что Новрил имел тенденцию вызывать запор у больных, принимающих его. Другим побочным и довольно серьезным эффектом была дыхательная депрессия у чувствительных пациентов. Пол не был особенно чувствительным, хотя слыл заядлым курильщиком почти восемнадцать лет. Тем не менее его дыхание остановилось по крайней мере по одной из причин (могли быть и другие, которые он не помнил в тумане). Именно в это время она делала ему искусственное дыхание. Такие вещи случались, но позднее он начал подозревать, что она чуть не убила его случайной передозировкой. Она многое не знала о том, что делала, но полагала, что знала.

     Через 10 дней после выхода из темного облака он почти одновременно сделал три открытия: первое, что Энни Уилкз имела большое количество Новрила (она действительно имела очень много разных лекарств). Второе, что он был пойман на крючок на Новрил. И третье, что Энни Уилкз была сумасшедшей.

     Темнота продлила боль и грозовую тучу; он начал вспоминать, что продлило темноту, когда она сказала ему, что с ним случилось. Это было вскоре после того, как он задал ей традиционный неожиданный вопрос, и она ответила, что он был в маленьком городке Сайдуиндер, Колорадо. Кроме того, она сказала, что прочитала каждый из его восьми романов по крайней мере дважды, а самый любимый сериал Мизери - четыре, пять, а может быть и шесть раз. Ей хотелось только, чтобы он поскорее написал продолжение. Она сказала, что с. трудом могла поверить, даже после проверки его документов в бумажнике, что ее пациентом был тот самый Пол Шелдон.

     - А где мой бумажник, между прочим? - спросил он.

     - Я сохраним его для вас, - сказала она. Ее улыбка неожиданно выразила настороженность, которая ему не понравилась. Это напоминало неожиданное открытие глубокой расселины, почти скрытой летними цветами, среди улыбающегося веселого луга.

     - Неужели вы думаете, что я украла что-нибудь из него?

     - Нет, конечно нет. Дело в том, что -(Дело в том, что вся моя оставшаяся жизнь заключается в нем, - подумал он. - Моя жена вне этой комнаты. Вне моей боли. Вне времени, которое кажется растягивается как длинная розовая резинка-жвачка, вытягиваемая ребенком изо рта, когда она ему надоела. Потому что это, как в последний час или перед принятием пилюль).

     - Так в чем же дело, мистер Мэн? - настаивала она и он с тревогой заметил, что ее узкий взгляд становится все темнее и темнее. Расселина раскрывалась, как будто за ее бровями было землетрясение. Он услышал ровный, резкий, пронзительный вой ветра и вдруг представил себе, как она поднимает его и закидывает за твердое плечо, где он лежит подобно джутовому мешку на каменной стене, как выносит его на улицу и с силой швыряет в сугроб. Он замерз бы насмерть, но прежде чем это произошло, его ноги болезненно пульсировали и пронзительно кричали.

     - Дело в том, что мой отец учил меня всегда следить за бумажником, - сказал он, изумившись, как легко слетела эта ложь. Его отец сделал карьеру на том, что не уделял Полу внимания больше, чем было абсолютно необходимо, и, насколько Пол мог помнить, только раз дал ему совет за всю его жизнь. Когда Полу исполнилось четырнадцать лет, отец подарил ему презерватив в конверте из фольги.

     - Положи это в свой бумажник, - сказал Роджер Шелдон. - Если ты когда-нибудь так возбудишься, что не сможешь устоять перед желанием и тебе будут безразличны последствия, улучи момент и надень это, пока не разберешься, куда ты влип. В мире и так слишком много незаконнорожденных детей и я не хочу увидеть тебя в Армии в 16 лет.

     Теперь Пол продолжал: Я полагаю, что он так часто учил меня следить за бумажником, что это прочно застряло во мне. Если я обидел вас, я искренне сожалею.

     Она расслабилась. Улыбнулась. Расселина закрылась. Летние цветы снова весело кивали головами. Он подумал, что если запустить руку в эту улыбку, то ничего не встретишь, кроме гибкой темноты.

     - Никаких обид. Он в надежном месте. Подождите - у мен что-то для вас есть.

     Она исчезла и вернулась с чашкой парящего бульона. В нем плавали овощи. Он не мог много есть, но съел больше, чем сначала думал. Она казалась довольной. Пока он ел суп, она рассказывала, что с ним произошло, и он вспоминал все, о чем она говорила. Он полагал, что неплохо знать, как ты остаешься с раздробленными ногами, но то, как он подходил к этому знанию, беспокоило его: как будто он был героем романа или пьесы, чья история подробно излагается не как история, а как фантастика.

     Она отправилась в Сайдуиндер на машине, чтобы закупить корма для скота и немного бакалейных товаров, а также проверить, не появилось ли что-нибудь новенькое среди дешевых книг в мягких переплетах в торговом центре Уилсона. Была среда, почти две недели назад, а новые издания всегда приходили по вторникам.

     - Я думала о вас, - сказала она, отправляя ложку супа ему в рот и профессионально

     вытирая каплю с губ салфеткой. - Неправда ли, это такое замечательное совпадение? Я надеялась, что наконец выйдет книга "Ребенок Мизери", но не на такую удачу.

     - По дороге началась гроза, - сказала она, - но вплоть до полудня метеопрогноз утверждал, что она повернет на юг в сторону Нью-Мехико и Сангре де Кристос.

     - Да, - сказал он, вспоминая, - говорили, она повернет. Вот почему я и отправился в путь.

     Он попытался передвинуть ногу - в результате страшная боль молнией пронзает его; он застонал.

     - Не делайте этого, - сказала она. - Если вы не оставите свои ноги в покое во время нашего разговора. Пол, они не успокоятся... а я не смогу дать вам больше пилюль в течение следующих двух часов. Я и так даю вам слишком много.

     - Почему я не в больнице? - Это был вопрос, который нужно было задать, но он не был уверен, что кто-нибудь из них хотел, чтобы он был задан. Не сейчас во всяком случае.

     - Когда я приехала в магазин. Тони Роберте сказал мне, что лучше мне поторопиться, если я собираюсь вернуться сюда до грозы, и я сказала...

     - Как далеко мы от этого города? - спросил он.

     - Далеко, - сказала она неопределенно, глядя в окно. Последовало странное молчание и Пол испугался того, что увидел на ее лице, потому что он не увидел ничего: черное ничего расселины, завернутое в альпийский луг, черноту, где не росли цветы, и падение в которую казалось слишком долгим. Это было лицо женщины, которая моментально оторвалась от всего житейского и земных ориентиров ее жизни, женщины, которая забыла не только то, что она находилась в процессе воспоминания, но и то, что она должна была подробно излагать. Однажды он посетил психиатрическую больницу. Это было несколько лет назад, когда он работал над Мизери, первой из четырех книг, которая оказалась основным источником его доходов за последние восемь лет. И он видел этот взгляд там... или вернее отсутствие его. Это определялось словом "кататония"; но то, что пугало его, не имело точного названия - это было скорее неточное сравнение. В этот момент он думал, что ее мысли стали такими, какой он воображал ее физическую сущность: твердыми, волокнистыми монолитами без каких-либо пробелов.

     Затем медленно ее лицо прояснилось. Казалось, мысли снова потекли к ней. Он ясно представил это течение, оно было немного непривычным. Она не наполнялась ими подобно пруду или водоему во время прилива, она нагревалась. Да- она нагревалась как маленький электрический прибор тостер или может быть нагревательная подушка.

     - Я сказала Тони, что та гроза идет на юг. - Сначала она говорила медленно, почти слабо, но затем се слова начали звучать ритмично и наполняться нормальной разговорной ясностью. Но теперь он был начеку. Все, что она сказала, было немного странным, немного не в ритме. Слушать Энни - все равно, что слушать песню, исполняемую в другом ключе.

     - Но он сказал: гроза переменила направление.

     - Ох, олух! - сказала я. - Я лучше сяду на машину и поеду.

     - Вы бы лучше остались в городе, мисс Уилкз, - посоветовал он. - По радио говорят, что надвигается черт знает что и никто не готов к этому.

     - Но я обязательно должна была вернуться, т. к. некому покормить животных кроме меня. Ближайшие соседи Ройдманы находятся в нескольких милях отсюда. Кроме того, они не любят меня.

     Она украдкой бросила взгляд на него после последнего слова и, когда он не ответил, она повелительно постучала ложечкой по краю чашки.

     - Все?

     - Да, я сыт, спасибо. Это было вкусно. У вас много животных?

     Потому что он уже подумал, если да, то это значит, что ты нуждаешься в помощи. По крайней мере наемного рабочего. Правильно сказать помощника; он также заметил, что у нее не было на руке обручального кольца.

     - Не очень много, - сказала она. - Полдюжины несушек. Две коровы и Мизери.

     Он заморгал.

     Она засмеялась.

     - Вы подумали, что не очень мило с моей стороны называть свинью именем смелой и прекрасной женщины, которую вы создали. Но так ее зовут и это не означает неуважение. - Минуту подумав, она добавила: - Она очень дружелюбна.

     Женщина сморщила нос и на какой-то момент превратилась в свинью, сходство с которой усиливалось несколькими колючими волосками, которые росли у нее на подбородке. Она прохрюкала: Хрюк! Хрюк! Хрюикк!

     Пол посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.

     Она не заметила этого, она снова отсутствовала: ее взгляд был туманным и задумчивым. В глазах ничего не отражалось, кроме лампы на прикроватном столике, которая слабо мерцала в каждом из них. Наконец она с трудом начала:

     - Я проехала пять миль, когда начал падать снег. Затем он пошел сильнее - здесь

     всегда так. Я медленно продвигалась с зажженными фарами и вдруг я увидела вашу машину, перевернутую на дороге. - Она посмотрела на него неодобрительно. - Фары машины не горели.

     - Меня захватили врасплох, - сказал он, только в этот момент вспоминая, как был захвачен врасплох. Он даже не помнил, чтобы был сильно пьяным.

     - Я остановилась, - продолжала она. - Если бы это было на подъеме, я не смогла бы этого сделать. Я знаю - не очень по-христиански, но даже с полноприводной машиной вы не сможете быть уверенным, что вам снова удастся продолжить подъем, если вы остановились. Гораздо легче сказать себе: о, они вероятно выбрались, спаслись и т.д. Но это произошло на плоской вершине третьего большого холма за домом Ройдманов. Итак, я вытянула свою машину на холм и, как только вышла из нее, сразу услышала стон. Это стонал ты. Пол.

     Она странно по-матерински ухмыльнулась.

     Впервые в мозгу Пола Шелдона отчетливо проявилась мысль:

     - Я в беде. Эта женщина неправа.

     Она сидела около него в спальне в течение последующих двадцати минут, и разговаривала с ним. После супа боль в ногах возобновилась. Он заставлял себя сосредоточиваться на том, что она говорила, но не мог полностью преуспеть в этом. Его сознание раздваивалось. С одной стороны он слушал ее рассказ о том, как она тащила его из-под обломков его Камаро - это была сторона, где боль пульсировала и свербила, как пара старых разбитых свай, начинающих мигать и вспыхивать между приливом и отливом.

     С другой стороны, он видел себя в Бульдерадо Отеле, заканчивающим его новый роман, который, слава Боту за малые милости, не имел ничего общего с Мизери Честейн.

     У него была масса причин не писать о Мизери, но одна выделялась из всех остальных своей жесткостью и непоколебимостью. Мизери, слава Богу за большие милости, была мертва. Она умерла на пятой странице до конца книги "Ребенок Мизери". В доме все рыдали, когда это произошло, включая самого Пола - только пот, струившийся с его очков, был результатом истерического смеха.

     Заканчивая новую книгу, современный роман об угонщике машин, он вспомнил, как печатал последнее предложение книги "Ребенок Мизери".

     - Итак, Ян и Джеффри покинули церковный дворик в Литтл Дансорп, поддерживая друг друга в глубокой скорби, полные решимости снова обрести жизнь.

     Пока он писал эту строчку он так безумно хихикал, что никак не мог попасть на нужную клавишу машинки и должен был возвращаться несколько раз назад. Спасибо старой хорошей корректировочной ленте! Ниже он напечатал слово "Конец" и затем начал скакать по комнате, дурачась и выкрикивая:

     - Свободен наконец! Свободен наконец! Глупая сука наконец откинула копыта!

     Новый роман назывался "Скоростные машины", и он не смеялся, когда завершал его. Он только замер перед машинкой на какой-то миг и подумал:

     - А у тебя, мой друг, шанс получить премию за лучшую американскую книгу в будущем году. - Затем он поднял трубку телефона -...небольшой синяк на твоем правом виске, но он не выглядел, как нечто особенное. Это были твои ноги... я сразу смогла увидеть, даже при тусклом свете, что твои ноги не были... -

     - и позвонил в бюро обслуживания, чтобы заказать бутылку Дом Перигнон. Он вспомнил, как ходил взад и вперед по комнате, в которой завершал все свои книги с 1974 года, ожидая ее; он вспомнил, как постучал официант с пятидесятидолларовым счетом и как он спросил его о прогнозе погоды; он вспомнил, как довольный, суетливый и ухмыляющийся официант сообщил ему, что надвигающийся ураган свернет на юг в сторону Нью-Мехико; он вспомнил прохладу бутылки, сдержанный звук высвобождаемой пробки; он вспомнил сухой, терпкокислый вкус первого стакана вина и себя, открывающего дорожную сумку и разглядывающего билет на самолет до Нью-Йорка. Он неожиданно вспомнил, как мгновенно решил

     - ...я лучше отвезу тебя домой сразу! Мне пришлось потрудиться, втаскивая тебя в машину, но я сильная женщина, как ты уже мог заметить, и у меня куча одеял в багажнике. Я втащила тебя вовнутрь, обернула тебя и только тогда при тусклом свете ты показался мне знакомым.

     Я подумала, может быть... -

     - ...вывести свой старый Камаро из гаража и просто поехать на запад вместо того, чтобы сесть в самолет. А, черт возьми, что ждало его в Нью-Йорке? Городской дом, пустой, унылый, негостеприимный, возможно разграбленный! Смываюсь! - подумал он и выпил еще шампанского. - Отправляйся на запад, молодой человек, давай на запад!

     Эта идея была достаточно сумасбродной, чтобы иметь смысл. Ничего не брать с собой, кроме смены белья и его -

     - ...сумка, которую я нашла. Я положила ее в машину тоже; больше там ничего не было видно. Я боялась, что ты можешь умереть, и поэтому погнала Старую Бесси -

     - ...рукописи "Скоростных машин", и выступить в поход в Вегас или Рено или может быть даже в... Он вспомнил, что идея эта сначала тоже показалась немного глупой - такое путешествие мог предпринять двадцатичетырехлетний юнец, каким он был, когда продал свой первый роман, но не зрелый мужчина, два года назад отметивший свое сорокалетие. Еще несколько бокалов шампанского - и эта идея совсем не казалась глупой. Напротив, она казалась замечательной. Разновидность Грандиозной Одиссеи Куда-то, способ заново познакомиться с реальностью после фантастического действия романа. Итак, он отправляется -

     - ...молнией! Я была уверена, что ты умираешь... Да, я была уверена! Итак, я вытащила твой бумажник из заднего кармана и посмотрела твои водительские права. Когда я увидела фамилию Пол Шелдон, я подумала, что это должно быть совпадение. Но человек на фотографии был также похож на тебя и тогда я чуть не лишилась .чувств, я так испугалась, что вынуждена была сесть за кухонный стол. Через некоторое время я подумала, что фотография может быть совпадает - эти фото на водительских правах никуда не годятся - но затем я обнаружила твое писательское удостоверение и еще одно из ПЕН и я узнала, кто ты -

    

... ... ...
Продолжение "Мизери" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Мизери
показать все


Анекдот 
Спрашивает генерал(Г) у новобранца(Н):
(Г):-А объясни мне, почему ты решил вступить в армию?
(Н):-Ну, во первых нужно защищать Родину от врагов.
(Г):-Та-ак, хорошо!
(Н):-Во-вторых, служба в армии сделает из меня настоящего мужчину.
(Г):-Правильно, а что в-третьих?
(Н):-А в-третьих, блин, моего согласия никто не спрашивал!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100