Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Сергеев, Иннокентий - Сергеев - Марта. Игра в куклы

Проза и поэзия >> Проза 90-х годов >> Сергеев, Иннокентий
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Иннокентий Сергеев. Марта. Игра в куклы

---------------------------------------------------------------

© Copyright Иннокентий А. Сергеев, 1998

Email: bunker@softhome.net

Date: 30 Nov 2000

---------------------------------------------------------------

1


     Я живу в Кенигсберге, это мой город, здесь я родился, и называю его так не потому, что следую в этом своим убеждениям и готов спорить со всеми, кто со мной не согласен, а просто потому, что так уж я его называю. По-моему, город нарекается именем лишь однажды и навсегда. Но если кто-то хочет называть этот город иначе, пожалуйста, я не против. В имени Кенигсберг нет ничего, что делало бы его лучше или хуже какого-нибудь другого имени.

     Да наверное, и о самом городе можно сказать то же: он не лучше и, пожалуй, не хуже других городов. Его историю можно, конечно, назвать необычной, но не менее необычную историю имеют и другие города. Да и что в ней такого уж необычного? Люди всегда строили города, разрушали их, теряли свои и захватывали чужие, отстраивали их заново и перестраивали, что же тут необычного? Как и другие города Европы, он видел и средневековье, и ренессанс, и эпоху буржуазии, он пережил эпидемии чумы и пожары, и наполеоновские войны, и бомбардировки Второй Мировой, переходил из рук в руки, перестраивался и разрастался. Как и другие города, он - часть истории, а явления заурядные в историю вообще попадают редко или вовсе не попадают, а потому всякая крупица истории по-своему необычна и даже уникальна, так что же.

     Нет, право, я не нахожу ничего такого, что делало бы мой город явлением выдающимся, и не могу понять, что так привлекает в нем тех, кто вдруг, однажды и впервые попав сюда, видят в нем свою судьбу и остаются здесь, уезжают из мест, где они прежде жили... Пройдитесь по мозаичным мостовым его улиц - может быть, увидев малиновый цвет этих яблонь, эту сирень и каштаны, эти трамваи и черепичные крыши, услышав мягкий шелест этих древних деревьев и истошные крики чаек у здания биржи над рекой, имя которой Прегель, вы поймете и увидите что-то, чего не вижу и не понимаю я?

     Что до меня, то я живу здесь потому только, что здесь я родился, и вернулся сюда лишь потому, что ничего такого не нашел в других городах, ради чего стоило бы там остаться и жить, к чему стоило бы стремиться, сделав достижение этого целью и смыслом своей жизни. Или искать счастья на чужбине, в иной земле среди иных народов? Но какое счастье? И как искать его, если даже не имеешь о нем ни малейшего представления, и не все ли равно в таком случае, где его искать? Или стремиться к целям заведомо ложным, заранее полагая себя человеком посредственным? Но я никогда не мнил себя посредственным человеком, отнюдь. Я полагал себя человеком необыкновенным, не зная, впрочем, в чем же, собственно, состояла моя необыкновенность, человеком, которому уготована судьба необычная, которой я не ведал еще.

     Я мог бы сказать о себе, что я обычный необычный человек.

     Мы в чем-то схожи с моим городом, не правда ли? Так вот же, я и вернулся сюда.


     Я жил ожиданием и готовил себя к тому, что однажды... Однажды жизнь моя переменится. Не то чтобы я полагал сегодняшний день несущественным, напротив, я жадно вслушивался в этот мир и изучал его, я много читал, пробовал что-то писать, рисовал... понимая, однако, что все это - своего рода духовные упражнения, не более того. Я должен был всегда быть в форме, будучи готовым к тому чтобы встретить свою судьбу.

     О нет, я совсем не был глуп, этакий умный человек без определенных занятий.

     Я жил ожиданием чуда и фантазировал, каким оно будет, или какой она будет, потому что, наверное, это будет женщина; ведь именно женщины делают нас мужчинами - теми, кем мы должны были стать и стали, или не стали, но могли бы стать... Так написано в книгах, а еще в них написано, что время никогда и никого не ждет, даже тех, кто живет ожиданием. Оно и не ждало. И конечно, все было не так гладко, как я об этом рассказываю, случались и срывы, и приступы бесконечной тоски, и метания, пустота и депрессия, и даже попытки самоубийства, но стоит ли теперь вспоминать об этом.

     Что-то происходило все эти годы, я жил, окончил институт, вернулся сюда, вскоре женился, устроился на работу, развелся... Потом прошло еще три года, и тоже что-то происходило... появлялись и исчезали знакомые, увлечения, были какие-то женщины, попойки, какие-то поездки на чьи-нибудь дачи, но мимолетно, в стране происходили какие-то политические и, наверное, вполне исторические события, но все это было где-то там, далеко, как у нас говорят, "в России". Здесь все это было неважно.

     Я жил ожиданием.


     Когда вот так, очень долго ждешь чего-то, и вдруг это происходит, то даже не сразу понимаешь, что произошло. Все случилось как-то уж очень просто, почти неприметно, словно бы даже буднично. Я ехал в чьей-то машине по городу,- в этот момент мы поворачивали с Московского проспекта к грязно-серой коробке гостиницы "Калининград",- и просто от нечего делать, почти машинально, проверив кармашек чехла переднего сиденья, я достал из него журнал. Машину, в которой я ехал, незадолго до этого пригнал из Германии парень, который сидел теперь за рулем, и каким-то образом этот журнал оказался в кармашке чехла. Журнал был немецкий, и, не умея ничего прочитать, я стал просматривать фотографии, равнодушно перелистывая страницы. И тогда я увидел ее.

     Мой взгляд задержался на этом снимке разве что на секунду, но, долистав журнал до конца, я, вместо того чтобы тут же засунуть его обратно, почему-то снова раскрыл его на странице, где был этот снимок. На нем была женщина с длинными распущенными волосами. Снимок был небольшой и даже не вполне четкий, что показалось мне несколько странным. Ее лицо... Впрочем, я ничего еще не понял. Только, выходя из машины, спросил: "Можно я возьму этот журнал?"

     - А что это?- спросил хозяин машины,- звали его, кажется, Игорь.

     Я пожал плечами.

     - Какой-то журнал. Он был в заднем кармашке.

     - Дай-ка посмотреть,- сказал он.

     Я отдал ему журнал. Он посмотрел и вернул его мне.

     - Да забирай,- сказал он.- Наверное, немец сунул, который продавал, или просто так оставил. Забирай, конечно.

     И я забрал его.

     Приехав домой, я бросил его на диван и тут же уехал в магазин, потому что у меня кончились сигареты, но я уже знал, почему я забрал этот журнал.

     Я начал догадываться.


     Потом я снова и снова смотрел на нее и, наконец, понял, что это случилось. Так долго я готовил себя к этому, и вдруг оказался как будто даже не готов и обескуражен.

     Жизнь моя отныне совершенно переменилась, а я еще даже не знаю, какой она теперь будет. Все изменилось так быстро, и больше я не смогу жить прежней жизнью, как если бы этой женщины не было, ведь теперь она есть! И что же мне делать?

     И кто она, как ее имя? Ах, почему я не умею читать по-немецки! Я знаю английский, когда-то увлекался латынью, пробовал изучать итальянский, французский, но ни разу не брался за немецкий, так что у меня даже словаря нет. Впрочем, это неважно. Попрошу кого-нибудь перевести. Завтра. Сегодня уже поздно, все спят...

     Но кого попросить? Среди моих знакомых, кажется, нет никого, кто мог бы помочь. Что же делать?

     В возбуждении я расхаживал по квартире, потом подумал: "Надо что-нибудь выпить". Выпил немного водки,- у меня оставалось в холодильнике,- и чуточку успокоился. Конечно, сегодня уже поздно, а завтра кто-нибудь переведет мне, и я все буду знать, и незачем сейчас пытаться разгадать эти слова, которые для меня не больше чем набор букв, половину из которых я не умею даже прочесть, а может, и все. Кто его знает, как они это произносят, и какая разница... А если она немка? Нужно будет выучить немецкий. Надо будет поехать в Германию, нужны деньги... Все это не о том, и вообще, рано еще думать об этом, ведь я еще ничего толком не знаю... Господи, что же это, Господи, свершилось, Господи!..


     Прошла ночь. Уснуть я смог только здорово напившись. Это было невыносимо томительно - все понимать и ничего еще не знать толком. Проснувшись, я первым делом схватил журнал и удостоверился, что снимок на месте.

     Я наспех позавтракал, думая только о том, кто же переведет мне этот текст. И вдруг меня осенило, что можно просто заказать перевод. Я взял последние номера рекламных газет и стал обзванивать фирмы. Потом собрался и, взяв журнал, отправился по адресу. Через два с чем-то часа у меня уже был перевод. Я решил не читать его, пока не приеду домой, и правильно сделал, потому что, прочитав его, вести машину я бы, наверное, уже не смог.


     Эта женщина на снимке сделана из силикона. Такие производятся американской фирмой и стоят 5000 долларов. Ее можно заказать по почте, указав требуемый цвет волос, глаз, тип лица, ну и все такое...

     Это была катастрофа. Собственно, жизнь моя, только вчера начавшись, вдруг разом и кончилась. Все. Вот и все.

     Вот и конец истории под названием "моя жизнь".

     Что же, я родился по ошибке, так что ли? Но этого не может быть, так не бывает, нет! Но что же тогда?


     Я вышел на улицу.

     Была осень, октябрь месяц, деревья стояли в убранстве. Ветра почти не было, светило солнце, и оно казалось каким-то нездешним, едва ли не случайным здесь, в этот день, в пустыне холодного бледно-голубого неба.

     Я купил в киоске пол-литровую банку крепкого пива и выпил ее. Потом еще одну. Потом я долго сидел в каком-то дворе на стволе поваленного дерева, глядя в это бледное небо над крышами, без движений, без мыслей, без ничего. Какая-то женщина выглянула из окна и что-то крикнула, но не мне, а кому-то другому. Я поднял голову и посмотрел на нее, а она захлопнула форточку, и я очнулся.

     Я вернулся домой, прихватив по дороге бутылку водки.

     Не разуваясь и не заходя в комнату, прошел на кухню, сел и стал смотреть, как темнеет за окном во дворе.

     Потом встал, взял чашку, открыл бутылку и стал пить.

     Потом врубил музыку, стал ходить по квартире и что-то орать. Потом меня рвало. Потом началась истерика.

     Перед глазами все прыгало, но я упрямо уговаривал себя, что надо еще выпить, и смеялся, хлопая себя по щекам. Ужасно, что я все это помню.

     Утром я, наконец, уснул, сидя на кафельном полу в туалете.


     Когда я проснулся, был день. Я еще не знал, что буду делать. Мне было плохо - я слишком много курил вчера.

     Озарение пришло постепенно. Я открыл настежь окно на кухне и сидел в куртке, тихонько покачиваясь на табуретке, слушал, как поворачивают с кольца трамваи, как дребезжат, въезжая на брусчатку автобусы и машины, а солнце уже скрылось, и наступили сумерки. Я представил себе осенний лес, мимо которого я еду на электричке, потом море и песчаные дюны, потом снова этот лес и какую-то пустынную площадь, вымощенную брусчаткой, со старыми телефонными будками, краска на которых уже облупилась, и вдруг все стало для меня ясно.

     Так и стоит перед моим мысленным взором эта картинка - голубое небо над красными телефонными будками, телеграфные столбы с проводами, старая брусчатка безлюдной площади и желтая листва осенних деревьев... Словно бы это что-то объясняет.

     Я куплю ее.

     Пока не знаю, что дальше, но я куплю ее. Нужно будет собрать деньги и сделать заказ. А будет ли она живой, или нет, теперь это зависит от меня.

     Ну конечно, она живая, ведь я люблю ее!


     И не случайно все произошло именно так. Потому что это и есть моя судьба, она не похожа на другие судьбы, и моя любовь, она совсем иная, и я никогда не смогу пройти с моей любимой по улице, так что же. Столько людей ходят по улицам со своими женами или просто подругами и даже не счастливы, и у меня была жена, и я ходил с ней по улицам, заходил в магазины, сидел в гостях, в театре и на концертах, и не был счастлив. И вот теперь я знаю свою судьбу. Так пусть же она свершится!

     Отныне у меня нет иной жизни, как нет у меня иной любви, и эта жизнь, она вся впереди. И она всегда будет со мной. Мне просто повезло - я дождался.


     Так кончился этот день, первый день моей новой жизни.

     А на следующий день я начал поиски денег.

     Надо было занять у кого-нибудь. Но под что? Ведь будут расспросы. Как под что? Под покупку машины. На машину могут и дать, ведь она становится залогом того, что деньги я верну. Когда-нибудь. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы рассчитаться, даже без учета процентов? Хорошо бы взять без процентов, как-нибудь по-дружески, хотя это и не главное. В любом случае, занимать придется по-дружески, а иначе таких денег просто никто не даст. Значит, придется дружить. Не так, как раньше, когда я общался с друзьями и знакомыми лишь тогда, когда мне самому этого хотелось. А когда мне этого не хотелось, я ни с кем не общался. Я вел себя с людьми так или иначе, но всегда по собственной прихоти, потому что они ничего по существу не значили для меня, и вот теперь они вдруг понадобились мне, и я иду просить у них деньги, и нужно добыть эти деньги непременно, и я добуду их, но теперь все будет совсем иначе, и я уже не волен общаться или не общаться, дружить или не дружить, слышать или не слышать.

     Я мог жить в замкнутом пространстве, населенном лишь одним человеком, имя которого - "Я Сам", когда я жил ожиданием своей судьбы, и бежать от людских голосов, чтобы они невзначай не заглушили того единственного голоса, который я должен был однажды услышать. Когда же это случилось, я больше не волен был жить так, и ничто в моей жизни уже не могло остаться прежним, потому что это была уже новая жизнь, совсем иная, ее не было прежде, и вот, она есть.

     Отныне я не принадлежал себе больше.


     Я увеличил журнальный снимок на ксероксе и, наклеив на кусок картона, повесил на стену напротив дивана. Теперь он всегда был передо мной, ее портрет, и засыпая, я прощался с ней, а просыпаясь, говорил ей: "Доброе утро!" И улыбался, и она улыбалась мне. Я разговаривал с ней, уже называя ее Мартой, обещал, что скоро, уже совсем скоро я все сделаю. И даже когда я уходил из дома и не видел перед собой ее лицо, она незримо присутствовала рядом, и я ощущал ее присутствие.


     Она прилетела рейсом из Копенгагена. Я опускаю подробности того, как я переводил деньги, - оказалось, что это не так просто, и нужно переводить деньги частями, но все это были уже мелочи. В тот вечер, когда я разложил на полу перед Мартой эти деньги - пятьдесят купюр по сто долларов,- я уже мог праздновать победу. И отпраздновал - купил шампанское, хотя я редко пью шампанское и, вообще, вино, предпочитая ему водку, купил торт, хотя я не люблю сладкого, но праздник есть праздник, и у него свои правила и ритуалы.

     В тот декабрьский день мне позвонили на работу с таможни аэропорта "Храброво" и сообщили, что на мое имя пришел груз, и я могу получить его по прохождении таможенных формальностей. Я сказал: "Конечно",- сел в машину и приехал в аэропорт, где, едва сдерживая волнение, заполнил все положенные бумаги и уплатил деньги.


     Потом мы ехали в город, Марта и я. Она сидела на заднем сиденье,- ящик не поместился в машину, и мне пришлось извлечь ее из него, а она была совсем голой, в одном только кружевном белье. Конечно, следовало подумать об этом заранее и попросить у кого-нибудь верхний багажник, но о чем-нибудь всегда забываешь подумать, всего не предусмотришь. Так мы и ехали - я вел машину, а она сидела на заднем сиденье, и навстречу нам летел коридор темных деревьев.

     Город встречал нас, ни о чем не догадываясь и не зная. Что ж, мы победили, и можно было снова идти за шампанским.

     Теперь я каждый год буду отмечать этот день - 20 декабря 1997 года,- день, когда я внес ее на руках в свой дом.


     Бедняжка, она была совсем голая, а я не знал даже, как определяют размер женской одежды, а ведь был когда-то женат... Стал спрашивать, узнавать. Потом отправился по магазинам. Она должна была быть одета во все самое лучшее. А что сейчас модно? Вот интересно, что сейчас модно? Или купить платье классического покроя? Или в стиле рококо, а где его взять? Или свитер и трикотажную юбку? Она не могла сказать, нравится ей или нет эта одежда или та, и я очень нервничал.

     Что-то я все-таки купил, на первое время, пока не узнаю ее ближе, во что она любит быть одета. Это потом уже мы вместе листали журналы с выкройками, и я показывал ей модели и уже знал точно, что ей нравится больше, что меньше, а что и вовсе не нравится.

     Я подсчитал, что выгоднее купить машинку и шить самому. Так я превратился в портного, а теперь уже и в модельера.

     Первой вещью, которую я сшил для нее, была длинная юбка из темно-зеленого шифона. Получилась она у меня здорово, но промучился я с ней почти неделю. Потом дело пошло быстрее.


     Конечно, пришлось объяснять, куда делись деньги, ведь, занимая их, я говорил, что собираюсь купить новую машину. Теперь мне пришлось объяснить, что машину я разбил по дороге, такая вот невезуха, и хорошо еще, что не успел продать свой "фольксваген", и что отделался так легко - подумаешь, пара ушибов, которые даже не видны под одеждой. Так что ни машины, ни денег теперь у меня нет, но я особо не огорчаюсь, дело житейское, деньги я, конечно, верну... И зачем нам приходится столько врать!

     Все недоумевали, как можно было ухитриться так сильно разбить машину,- не получив при этом ни единой травмы,- чтобы бросить ее на дороге, даже не попытавшись отбуксировать ее домой и поставить в сервис. Уговаривали меня поехать на место аварии, предлагали помощь, от которой я как можно более вежливо, но тем не менее, категорично отказался. По моей версии, разбил я ее в Германии, ехать туда далеко, да и незачем, и я не поеду.

     Вероятно, на мой счет тут же был сделан вывод, что я просто дурак и недотепа, и денег мне в долг давать нельзя, но мне все это было уже безразлично.

     Неправдоподобность моей версии была почти очевидна, но я настаивал на ней, и скоро все отступились. Надо было, наверное, придумать что-нибудь поинтереснее, какую-нибудь холодящую кровь историю с ночным нападением бандитов, но я не подумал об этом заранее и сказал первое, что пришло в голову.

     Оказалось, что я о многом не подумал заранее. Но всего не предусмотришь, к тому же, все это было теперь уже неважно.


     А потом мне неожиданно предложили работу, это было уже перед самым Новым Годом. Позвонил мой приятель Эдик и сказал, что Саша,- тот самый, у которого я занял деньги,- просил передать мне, что одним его знакомым нужен человек с машиной, и место вроде бы неплохое, только нужно позвонить срочно, лучше прямо сейчас. Я сказал: "Спасибо",- и записал телефон. А на другой день позвонил Саша и поинтересовался, позвонил ли я уже по этому телефону. Я сказал, что нет еще, но сегодня же обязательно позвоню. Он нервничал, и его можно было понять, ведь теперь, при отсутствии машины, на которую я занимал у него деньги, мой долг как бы лишался залога, а ведь он догадывался или знал по слухам, что зарабатываю я не очень-то много, и все шло к тому, что денег своих он не увидит. Вот он и подыскал мне место подоходнее. Или все, и правда, произошло случайно, не знаю. Иногда мне кажется, что этот мир только и ждет, когда мы, наконец, зададим ему свой вопрос, и все ответы у него наготове, а мы все никак не осмелимся, лепечем что-то невнятное... Но однажды вдруг решаемся, и все так неожиданно удачно складывается.

     Так или иначе, но он позвонил мне еще раз, уже после того, как я устроился, спросить, как у меня дела, а заодно и ненавязчиво напомнить о долге в форме почти изысканной: "С долгом можешь не торопиться, даже не думай о нем". Я отвечал, что у меня все хорошо, долг я, конечно, верну, место у меня теперь хорошее, и скоро я начну зарабатывать нормальные деньги.


     К Рождеству я готовился тщательно и заранее - купил живую елку, хотя у меня есть неплохая искусственная, замесил тесто для пряников и положил его в холодильник выстаиваться, купил рождественский глинтвейн, постирал скатерть, которая валялась в кладовке нестиранной с прошлого года, купил красивые свечи.

     Мы были вдвоем, и была музыка - Чайковский, Телеманн, Гайдн,- и горели свечи, и ее волосы светились от их огней, и на губах ее играла улыбка.

     Золотые рыбки плескались в ее глазах.

     Я сидел подле нее на полу и, прижавшись щекой к ее бедру, шептал ей: "Ты вернула мне этот праздник, а разве нужно что-то говорить, когда такая музыка и такая ночь, Марта!.."

     Она была одета в новое платье,- это был мой подарок,- и ткань искрилась.

     "Как немного бывает нужно для счастья!"- говорил я.- "Расхожая фраза и, наверное, лукавая, да, лукавая, ведь разве может кто-нибудь измерить все это, чтобы сказать "это много" или "это немного"? Никто и никогда не смог бы измерить этого..."

     Ее руки лежали на подлокотниках кресла, так спокойно, эти руки, мои любимые руки...

     "Ты права",- сказал я.- "Это ничего не меняет, эти пряники и эти свечи, и это вино - все это лишь атрибуты праздника, а теперь для нас праздником будет вся жизнь, каждый новый вечер и день, и каждая ночь... Но сегодня здесь совершается чудо!.."

     Прекрасное виденье, ставшее явью, моя сказочная принцесса...

     Я наливал в свой бокал вино и поднимал его.

     "За тебя, Марта!"

     Я вдыхал аромат ее духов, я сжимал ее руки в своих и, уткнувшись лицом в ее грудь, обнаженную разрезом декольте, я плакал от счастья.

     "Все для тебя, Марта, вся моя жизнь для тебя!.."

     Я осыпал поцелуями ее ноги, поднимаясь все выше и, припав губами к ее лону, я целовал ее...

     И была ночь любви, и снова, каждая из этих ночей.


     Новый Год я встречал с Мартой. Меня настойчиво зазывали в компанию, но, неблагодарный, я отбился от всех приглашений и зашел только к родителям поздравить их, посидеть с ними за столом у телевизора, посмотреть новый выпуск "Старых песен о главном". Потом решили прогуляться до площади к городской елке, но там была какая-то уж совсем жуткая попойка, и мы скоро вернулись. Я не стал подниматься к ним и, пожелав у подъезда еще раз счастливого нового года, попрощался и поспешил домой, туда, где была Марта, о которой не знал никто.

     Снега не было, моросил мелкий дождь, и повсюду на мокрой брусчатке были отблески фонарей и елочных гирлянд в окнах домов, и отблески фар...
2


     Я живу в старом немецком доме, где на стене подъезда из-под краски по сей день проступает надпись, нацарапанная кем-то когда-то, но я не знаю немецкого и не могу прочесть ее, и только знак свастики понятен без перевода.

     Ночью дом, в котором я живу, красив, его окна посреди необъятной космической тьмы - он как корабль, который плывет в никуда. Я люблю выйти во двор, сесть на скамейку, если только она не мокрая от дождя, и смотреть, как мой дом плывет, одинокий посреди этой ночи, и небо над ним не сулит приютного берега, ничто не сулит ему счастья, но... куда он плывет?

     Мне приятно сидеть вот так, на скамейке, курить сигарету за сигаретой и смотреть на его окна.

     В окнах моей квартиры свет, я не выключаю его, выходя за дверь, и мне радостно видеть, что в моих окнах свет, и ты ждешь меня, моя тайна, моя любовь, ты ждешь меня.


     Кто ты?


     Ты сама тайна.

     Любой твой ответ был бы обманом, и потому ты молчишь. Ты слишком любишь меня, чтобы жить обманом, и ты избрала молчанье. Ты не хочешь быть хуже, чем ты есть, как это делают те, кто, сопротивляясь своей жизни, защищаясь, маскируются под свои будни, избрав быть хуже, чем они есть. Но только не ты.

     Марта, Марта, ты одна знаешь, как всю жизнь я любил тебя!

     Ты всегда молчишь. И что-то ты знаешь, чего не знаю и, быть может, никогда не узнаю, не успею узнать я... В твоих глазах таится ответ, но мне никогда не найти его, никогда... Мне никогда не дойти до конца.

     О чем ты думаешь, когда меня нет дома, и в комнате пустота, на плечиках висят платья, а за окном небо, то пасмурное и хмурое, то голубое, и есть ли вообще что-то, когда меня нет?


     Марта!.. Твое имя как имя весны, и когда вошла в мой дом, ты принесла ее мне как огромное солнце в нежных девичьих ладонях. Была зима, и дождь моросил, и тусклые огни фонарей бессильно поникли над мокрой брусчаткой улиц еще ниже, чем дряхлая черепица крыш.

     Этот город, в котором живу я, что ты знала о нем раньше? Эти люди, что живут здесь теперь, немногое смогли изменить в нем, и эта ночь, эта мелкая морось и свет этих тщедушных фонарей, и даже эти дряхлые крыши в тени умирающих древних деревьев, все это здесь вопреки им, бесприютному племени скитальцев, ищущих свой дом и, быть может, утративших его навсегда, а впрочем, таких же, как я. Ведь я один из них.

     Тень профессора Канта бродит по безлюдному острову Кнайпхоф - сухонькая фигура в треуголке, напудренный парик с косичкой, в руке трость. Он отмахивается ей от летучих мышей и ворчит что-то по-стариковски. Когда-то здесь был его университет, а теперь мы приходим сюда на его могилу...

     И мы верим, что нашли свою родину здесь, в этой сырой и ненастной зиме, морском ветре и этих тенях, говорящих на чужом языке, не умея даже прочесть их имен. И женщины рожают детей, и для меня этот город родной. Я не жду от тебя, что ты полюбишь его так же, как люблю тебя я, но хотя бы немного... Ведь ты совсем из другого мира.


     Я так долго жил на задворках собственной жизни, что многое успел возненавидеть, и порой я боюсь прикоснуться к тебе, ты почти невозможное чудо, а порой я трахаю тебя яростно, как обезумевшее от страха животное, но ты примешь меня и таким. Ты всегда принимаешь меня таким, каким ты меня любишь.

     Ты сделана из силикона, ты совершенна, а я сделан из плоти, которая когда-нибудь сгниет в этой общей могиле, если только огонь крематория не превратит ее в пепел. Вся эта планета Земля - это огромное кладбище. Когда-нибудь я расскажу тебе много забавных историй о том, как это было раньше, и с чего все началось. И о том, как я ждал тебя и пытался вызвать твой образ, оградившись магическим кругом, и жег свечи, рисовал пентаграммы и бормотал заклинания. Не сделав должных расчетов по лености или небрежению, не имея всех нужных для этого талисманов и амулетов, купив только торт и бутылку шампанского, правда, побрившись и надев посвежее сорочку, галстук получше или купив новый, потому что этот ты уже видела, и подновив прическу, и даже начистив обувь... Как хлопотны приготовления к магическому сеансу!


     И вот, расставив на полу по кругу высокие белые свечи, я зажигаю их одну за другой и на коленях сажусь в центр круга и, раскрыв перед собой книгу, произношу полагающиеся слова и, протянув к телефону руку, набираю очередной номер, соблюдая строгий порядок цифр. Наверное, было бы проще, если бы я знал твои точные координаты, а впрочем, не знаю - результат магического действия непредсказуем.

     И так ночь за ночью, сверяя часы с календарем, каждый раз заново покупая шампанское, которое затем, после долгих и утомительных манипуляций, будет выпито на кухне при безжалостном электрическом свете оголенной лампочки, осколки плафона которой до сих пор валяются где-то в кладовке,- непонятно, зачем было их собирать, а тем более, хранить,- и в этой лампочке теперь сосредоточено твое присутствие.

     А ты и не покидала меня, и незачем было покупать новый галстук. Хотя конечно, нет ничего плохого в том чтобы сменить сорочку. В том чтобы каждый день начищать туфли и следить за прической.

     И утюжить брюки.

     Вот только не следовало бы так много пить и столько есть сладкого,- взбитые с сахаром белки, бисквит, розочки из зеленого, желтого, красного и розового крема,- а впрочем, стоит ли соблюдать диету или хотя бы умеренность, когда причины явлений неведомы, а результат непредсказуем, когда меня уже нет или еще не было, а я все жду, что ты вот-вот придешь. Но ничто не меняется, потому что не может придти тот, кто не уходил.


     "Что отражает зеркало, когда перед ним пустота?" Я повторял этот вопрос как заклинание, столько раз уже произнесенное другими.

     Для чего я расчерчивал пол мелом?

     Магическое сочетание алфавитных знаков и грамматических символов.

     И торопился домой, боясь опоздать, сверял часы, не сделав должных расчетов, и писал письма, всегда наугад и всегда о чем-то большем, чем все, что я когда-нибудь бы сумел написать, и хранил эти осколки плафона...


     Ты никогда не жалуешься, даже когда я делаю тебе больно, и все, что есть между нами, останется навсегда между тобой и мной.

    

... ... ...
Продолжение "Марта. Игра в куклы" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Марта. Игра в куклы
показать все


Анекдот 
Офицер обращается к новобранцу из строя: - Как фамилия?

- Украинец

- Я тебя спрашиваю, как фамилия твоя!!!

- Украинец.

- Да фамилия, ты понимаешь по-русски или нет???!!!

- Да Украинец моя фамилия!
Офицер (подозрительно) - Тааак... национальность?

- Белорус.

- Ты что гад издеваешься?!!!!!!!!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100